У Доли завибрировал телефон. Она достала его из кармана куртки и повернулась спиной к Диме, несмотря на то, что ее лицо тут же обдал сильный ветер.
- Але, - она не успела посмотреть на номер.
- Доля?
Она знала этот голос. Доля сомкнула челюсти и в таком положение смогла произнести только сдавленное, неуверенное:
- Угу.
Он выдержал паузу - не больше, ни меньше той, которую выдерживают все «обстоятельные» взрослые люди.
- У меня плохие новости.
***
Сейчас она стояла в прихожей и все пыталась отдышаться. Ей пришлось бежать до метро, потом нервно сидеть прислонившись к турникету лбом и снова бежать в сторону его дома. Дороги были холодными. Появились первые слои хрупкого льда. На них нельзя было поскользнуться. Они просто ломались с утробным хрустом под напором широких шагов.
Мимо нее прошел мужчина в белом халате. У него в одной руке была широкая сумка-переноска. Достаточно большая, чтобы вместить Грошь.
Доля смотрела в одну точку. С того момента, как она приехала сюда, у нее даже не было сил сбросить шарф или снять теплую обувь. С ее кед стекал подтаявший лед и мелкими крупинками плавал по шикарной темной доске. Алексей несомненно видел эту крошечную лужу, но сейчас не мог обратить внимание на что-то, настолько мелкое и неважное.
Доля подняла на него глаза. Темно-бордовый обтягивающий свитер, простые джинсы, белые носки - «он же дома». Ему было неловко, он кусал губу, чесал заднюю часть своей шеи. Он все никак не мог посмотреть на Долю.
- Все? - послышалось с дивана за спиной Алексея.
На нем сидела Ася. Она укуталась в шерстяной плед, и все это время пока здесь была Доля, Ася безразлично перещелкивала каналы на телевизоре.
Будто ее и не было.
- Спасибо. Я не знал, что делать, - наконец выдавил он.
- Не в первой. Номер кремации животных у меня в контактах, так что...
Стало понятно, что он ждет, когда она развернется и выйдет, вслед за трупом Грошь. Заберет с собой то, что успела внести в его жизнь и исчезнет, будто ее и не было.
«Грошь» - эхом отдалось в ее голове.
- Я вызову тебе такси.
- Я на метро поеду. Спасибо.
Доля улыбнулась сомкнутыми губами и уже развернулась к двери.
- Я провожу.
Он быстро накинул бежевое пальто, валявшееся на тумбочке перед зеркалом и намотал шерстяной шарф на шею. Будто уходил навсегда. Или, по крайней мере, хотел.
С Асей Доля не попрощалась. Доля чувствовала, что присутствие в их апартаментах какой-то чужой девчонки раздражает ее.
Лифт шел долго. Время становилось тягучим, и Доле оставалось только разглядывать цветы в горшках, стоящих в самом углу. Сил не было смотреть на Алексея. Он был навязчиво молчалив. Доле хотелось остаться одной.
На первом этаже Доля кивнула старому консьержу. В их ухоженном закрытом дворе еще не пахло снегом. Немного бензином, немного чьим-то парфюмом, немного детской площадкой. В этих хоромах не ощущалось присутствие внешнего мира.
- Ты куришь?
Алексей не спешил уходить. Он сел на деревянную скамейку рядом со входом в здание и спрятал руки в карманы пальто. Доля сочла это за немое приглашение и неизвестно зачем уселась рядом с ним.
- Нет, - ответила она, нахмурив густые брови.
- Я тоже.
С этими словами он достал полную пачку и розовую зажигалку. Поделился с Долей сигаретой. Прикурил сначала ей, затем и себе.
Они оба смотрели вперед и малозначительно молчали. В этой ночи было какое-то упрямое отупение. Алексею не хотелось быть дома. Доле домой идти не хотелось. Они смотрели вперед, и, наверное, оба размышляли о том, что все это не имеет никакого смысла.
Не бензин, ни парфюм, ни детская площадка.
- Мне жаль, что она прожила так мало, - начал он и тут же облокотился локтями на свои колени, - я толком не успел ее ничем порадовать.
- Пара месяцев в тепле - уже неплохо. Вы, наверное, и кормили ее хорошо.
- Старались, - улыбнулся он и бросил короткий безразличный взгляд на Долю, - я гулял с ней. Дважды в день. Сейчас кажется, что надо больше.
- Так кажется потому, что она умерла. Сколько бы ты с ней не гулял, этого все равно было бы недостаточно.
- Мы вместе засыпали на диване, и ей нравились пищащие игрушки. Иногда мне кажется, что она улыбалась. Знаешь, скалила зубы, когда я приходил с работы.
Он улыбался. Он улыбался. Улыбался. Долю это раздражало. Бесило до кровоподтеком под впившимися в ладонь ногтями. Умерла Грошь. Ее Грошь, а он сидит и улыбается.
- Чему ты рад? У тебя на глазах умерла собака. Твоя собака, - стоило ей начать, как Алексей тут же обернулся к ней, - двенадцать лет - это жесть как мало. Это вообще ничто. Она даже не успела нормально пожить. Она умерла такой же, какой родилась - несчастной, никому не нужной беспородной псиной. Ни дома, ни нормального хозяина, ни мягкой лежанки. Это была бесполезная, бессмысленная, ничего не стоящая жизнь, ясно?