Она и сама не понимала, на что надеется. Какая работа могла ждать сценариста в крупном архитектурном бюро?
Для верности приписала, что согласна даже на неоплачиваемую стажировку. На что угодно. Резюме было отправлено, и Доля до трех утра не могла сомкнуть глаза, думая о том, что оно скорее всего и до Алексея-то не дойдет.
«Что он подумал, когда я не пришла? Что ему сказала Таня?»
Она, конечно, уже знала причину всего происходящего. Но не произносила даже вслух в своих мыслях. Стыдилась перед всеми. Стыдилась всего. Сразу вспоминала о Диме. Сразу вспоминала о том, что мысль о том, что жизнь бессмысленна, теперь потеряла свою силу. Что откуда-то вдруг появились и силы, и желание. Что есть, о чем мечтать перед сном.
Просто он говорил о счастье, и Доля ему верила.
***
- Когда я с Димой, мне кажется, что я чужая. Мы давно знакомы, но каждый раз, когда он начинает говорить о своих чувствах, мне становится неловко. Я поджимаю губы, киваю ему, а внутри все сжимается - хочется, чтобы он поскорее закончил. Мне не хочется, но я даже заставляю себя поцеловать его в губы, лишь бы молчал. Это ужасно.
Леся курила и набирала сообщение одновременно.
- Вот ты чокнутая, конечно, - улыбнулась она, откладывая смартфон в сторону.
В квартире Леси было не то, чтобы уютно. Она скорее напоминала саму Лесю. Ее интерьерный потрет. Над ярко бордовым диваном висела огромная картина в золотой рамке. На ней был изображен тигр, крадущейся по толстой ветке.
Леся заметила взгляд Доли.
- А это? Пошлятина. Некуда снять. Пусть висит.
- Это квартиру тебе кто-то снимает?
- Снимал. Хорошенький был. Тридцать пять лет с небольшой сединой. Не пил, ни курил. Потом ребенок появился и все. Говорит: се ля ви. Ну он молодец, на самом деле. Выбил у хозяина скидку для меня. Пока сама, все сама. В прошлом месяце колечко продала. В этом, наверное, шубу придется. Да и хрен с ней. Терпеть шубы не могу.
Сталинский дом на Тимирязевский, отреставрированный подъезд, закрытый двор. Это место напоминало Доле ее собственную квартиру когда-то. Только та была на Бауманской. Прямо в доме - круглосуточный супермакет. Бывало Доля заработается до ночи и под утро идет покупать лапшу быстрого приготовления. Об этом ее пристрастии никто не знал. Она ждала пока вскипятится прозрачный чайник, заливала воду в пенопластовую коробочку и ждала, слушая джазовую подборку. Иногда курила, иногда пила вишневое пиво, иногда смотрела в окно на пьяных бомжей, идущих вдоль трамвайных путей.
- А сейчас у тебя кто-то есть? - с интересом спросила Доля.
- Ну. На примете, скажем так. Один попроще. Такой средний офисный работник, - Леся потушила сигарету в стеклянной пепельницы, - но он мне квартиру не оплатит, конечно. А второй, ну, мужичек, лет сорок. Посерьезнее. Но блин, Доля, как он чавкает - меня трясет просто.
Доля засмеялась, откинулась на спинку дивана и посмотрела на витиеватую лампу в виде оливковых веточек.
- Но знаешь, что самое лучшее? - продолжила Леся.
- Ну?
- Женат.
- И что в этом хорошего?
Жизнь Леси безумно нравилась Доле. Такая жизнь была честной. Без прикрас, без кокетства. Леся брала от нее ни больше ни меньше того, что было необходимо ей для счастья.
- А я в жены, Доль, не набиваюсь. Жить с ними не хочу. Слушать про их работу, детей - тоже. Готовить им - да лучше повеситься. Я у них ассоциируюсь с весельем, молодостью, беззаботностью. Я и сама себя так ассоциировать хочу. Вот умру через лет шестьдесят, у тебя спросят: «какой была Леся?». А ты что ответишь? Молодой, веселой и беззаботной!
- И что? Никогда не будешь хотеть семью? - спросила Доля.
- Семью? - Леся задумалась, потускнела, достала еще одну сигарету, - да видела я эти семьи, Доль. Счастливый брак, красавица жена, свадьба за десять миллионов. И все так здорово. Все вокруг говорят: красивая пара! А потом бац. И какая-то проблема. Не то чтобы большая. Ну просто загвостка. С работой, детьми, болезнь какая-нибудь. И все, Доль. Мое: «Я буду любить тебя, пока у тебя есть деньги» длится гораздо дольше чем их: «Я буду любить тебя вечно». В браке нужно уметь жертвовать собой, а я этого не умею. Да и не хочу.
Наступил декабрь. Снег стал привычкой зимы. Теперь под кеды с рваной молнией Доля надевала серые шерстяные носки, которые подарила ей Люда Игнатьевна. «Ты б еще голой ходила!» - возмущенно говорила она, пока Доля мыла одну за другой алюминиевые миски.
В среду, когда за окнами кафе на тургеневской туда-сюда ходили люди, едва не скользя на внезапно похолодевших дорогах, Дима рассказывал ей что-то об адроном коллайдаре.