- Я соберу твои вещи. Самое необходимое. А остальное мы с Димой заберем в следующий раз. Когда подберем тебе подходящее место, - закивала Доля и медленно попятилась в сторону комнаты Леси.
Она вошла туда, распахнула гардеробную достала громоздкую брендовую сумку через плечо. Дрожащими руками напихала вещей - самых закрытых. Казалось Леся сейчас не захочет оголяться. Взяла только пару привычных ей маек и кружевную пижаму с длинными рукавами. Взяла и маску для сна и какие-то таблетки, которые горой валялись на ее тумбочке.
Из-за приоткрытой двери в гостиную она уже слышала тихий смех. Дима сидел рядом с Лесей и рассказывал ей что-то по-своему дурацкое. Что-то за, что он всегда раздражал Долю. Но сейчас беспомощная Доля с сумкой в руке смотрела на это тайком и восхищалась тем, что он заставляет Лесю улыбнуться одними словами.
В тот вечер они все ночевали у Димы. Доля зашла в квартиру, будто к себе домой, хоть и была здесь раз пятый от силы. Почему-то кафель в прихожей и угловая полка с его университетскими грамотами. И этот его бордовый диван, и зеленая сковорода, которую он так любил. Все это стало заметным и близким. Вид из его окна стал казаться подходящим к шторам, а кактус на подоконнике был похож на самого Диму.
Лежа в его кровати ночью вместе с Лесей, пока Дима спал на диване, укрывшись тонким пледом, Доля думала о том, что это лучшая квартира на свете. Лучшего человека на свете. Что он страдал из-за нее, будучи лучшим человеком на свете.
А ведь она зарекалась никогда не спать в этой кровати. Но сегодня была рада оказаться в ней.
И ее расстраивало только одно.
Что по сути все, что происходило у нее с Димой. Ссоры, ревность, страстные внезапные поцелуи и неприязнь к сексу. Ее благотворительность в его отношении, и его безграничные чувства к ней. Его страх, и ее эгоизм. Все это такое сложное и неописуемое сейчас казалось ей до боли простым, заключенным в одной фразе:
Она просто его не любила.
Она просто любила другого.
***
Они все начали сначала.
- Правда нравится? Или ты просто так говоришь потому, что я твоя жена?
- Правда. И платье, и туфли, и прическа, и вся жена просто прекрасны, - улыбнулся он, крепче сплетая их пальцы.
Водитель такси остановился перед входом в отель. Послышался звук успешно снятых с карточки денег. Первым вышел Алексей и бегом по лужам обошел машину, чтобы открыть дверь жене.
Они забыли про Рому, забыли про обиды, про детей. Ни о чем вслух не сговариваясь, они примерились друг с другом. Женатым людям, в конце концов, всегда приходится примиряться. В браке нет места отступлению.
Сырые улицы шумного города, который был словно глупая дурнушка из провинции, вышедшая замуж за богача. Неостроумный нрав и пошлые изгибы она скрыла за дорогой одеждой, так же как грязный тротуар покрытый лужей скрылся за красной ковровой дорожкой.
В переполненном фойе нараспашку была раскрыта дверь в конференц-зал. Девушки в платьях с пайетками встречали гостей, объясняли куда можно повесить одежду. Одна из них осведомленная о статусе Леши подбежала к Асе с приторным: «давайте возьму вашу верхнюю одежду».
Они сдали свои пальто и шубы «по блату» и за руку, словно голливудская пара прошли вперед. Алексей здоровался и переговаривался с коллегами. Он по своему нраву не мог отказаться от пары шуток, остроумных и колких ответов. Ему нравилось нравиться. Ему нравилось широко улыбаться. И скромная Ася, крепко впившаяся в его руку только поддерживала образ сияющего молодого и успешного.
Они были словно с картинки.
Уже вдалеке в вызывающе синем костюме-тройке Алексей увидел Давида. Раньше, когда Алексей еще не был генеральным директором компании статус позволял ему «зависать» с коллегами-ровесниками. Тяжелый груз еще не в полной мере давил на плечи. Они с Давидом попробовали ланч-меню во всех ресторанах и кафе Москва-Сити. Ни раз выпивали после работы часов в шесть. Сейчас Алексей и не думал о том, чтобы покинуть пост в такое время. Они были молодыми. И возвращаясь домой после шумного Давида с историями его неприкрытой личной жизни, Алексей был рад видеть спокойную словно прибрежная волна Асю.
Он и Давид. Были похожи. Счастливые, харизматичные, остроумные. Но Давид был народным любимцем, не боялся грубого слова и со всеми держался наравне. Он был досягаемым, понятным, горящим. Леша был счастьем необъятным, держащимся чуть в стороне. Он был далеким и необъяснимым. С ним не заводили дружбу потому что не знали как.