Давая такое заключение, имевшее, разумеется, вероятность с психологической точки зрения, следственная комиссия однако оговаривается, что большинство сослуживцев Савельева отвергает возможность этого умысла и только один кондуктор Федоров предполагает его.
Следственное дело поступило обычным порядком в морской генерал-аудиториат, который самым энергичным образом отрицал умышленность взрыва, находя, что важность подобного преступления воспрещает взводить такое подозрение хотя бы и на умершего человека, даже в смысле вероятности о возможности такого злоумышленного поступка.
У почтенных адмиралов, членов верховного судилища, была другая «психологическая» точка зрения на человеческую натуру, и они полагали, что «человек не со злодейскими наклонностями может решиться на подобное злое дело не иначе, как в минуту совершенного опьянения, доходящего до самозабвения, или как в порыве яростного умоисступления, затмевающего всякое сознание о своем действии».
Ничего подобного из дела предположить нельзя, по мнению генерал-аудиториата, и потому он положил: «Устранить всякое подозрение на погибшего унтер-офицера Савельева в умышленном взрыве».
Тем не менее возможность сего подозрения заставила почтенных адмиралов вникнуть в причины его, и вот что между прочим высказали они, в справедливое поучение, не теряющее своего значения и ныне, 38 лет спустя, об обязанностях флотского офицера:
«Из дела обнаруживается, что обращение командовавшего клипером и старшего офицера с командой вообще, а с унтер-офицером Савельевым в особенности, не отличалось человеколюбивой обходительностью, сопровождаясь превышением власти, что заслуживает всякого порицания. Из совокупности показаний надо заключить, что и командовавший клипером, и старший офицер считали побои своими руками делом обыкновенным, тогда как подобное взыскание не только не дозволяется положением об исправительных наказаниях, но, ввиду собственного достоинства офицеров и в предупреждение дурных последствий, строго воспрещается начальством. Никогда флотский офицер, истинно понимающий свой долг, не должен обращаться к подобному излиянию своего неудовольствия. Так, независимо побоев Савельева по лицу, часто повторяющихся, он был подвергаем и наказанию линьками, и постановлению на ванты, тогда как унтер-офицерское звание его и возложенные на него обязанности артиллерийского содержателя — должности, которые требуют непременно для усердного их исполнения некоторого нравственного поощрения, — обязывали командовавшего клипером не допускать какого бы то ни было унижения Савельева в глазах команды. Наконец, еще приводимый свидетелем Федоровым пример о даче баталеру 328 линьков подтверждается и другими нижними чинами. В сих-то причинах, поселивших нелюбовь и неприязненные чувства в нижних чинах к командовавшему клипером и старшему офицеру, и заключается объяснение того, почему появилась мысль о возможности умышленности взрыва со стороны унтер-офицера Савельева».
Устранив, таким образом, предположение о злом умысле, морской генерал-аудиториат не пришел, как не пришла и следственная комиссия, к определительному выводу, от чего именно и каким именно образом последовало воспламенение в крюйт-камере и затем взрыв ее, и полагал: «1) гибель клипера „Пластун“ отнести к несчастью по неосторожности, вследствие бывшего на нем беспорядка по артиллерийской части; 2) так как виновные в этих беспорядках погибли при последовавшем взрыве, то настоящее дело оставить без дальнейших последствий, а убытки по стоимости клипера и всего бывшего на нем и у нижних чинов имущества принять на счет казны и 3) спасшимся с клипера „Пластун“ офицерам, медику и нижним чинам, как ни в чем непричастным в гибели клипера, выдать не в зачет, на основании 611 ст. III книги свода морских уголовных постановлений: офицерам полугодовое, а нижним чинам годовые оклады жалованья и, сверх того, выдать нижним чинам обмундирование, какое кому следовать будет».
Таким образом закончилось это дело о трагической гибели «Пластуна», и истинная причина взрыва, как видят читатели, осталась погребенной на дне моря вместе с его жертвами, среди которых один только злосчастный человек, испытавший на клипере все ужасы жестокости и обид, мог бы поведать настоящую правду и разрешить психологическую загадку.