Жозефина молчала. Мари не смотрела на нее.
— Я много думала над этим, — продолжила Мари. — И в конце концов, как мне кажется, поняла, о чем речь. Они говорили о покушении на убийство. Вы пытались убить маму. Я не ошиблась?
Жозефина молчала.
— Но почему?!
— Ты же говорила, что не хочешь слышать ответов, — ласково произнесла Жозефина. — К тому же, ты ведь и сама догадываешься… Знаешь, дорогая, если я чего-то хочу — меня мало что может остановить. Перед собой я никогда не лукавлю. Зато я всегда готова платить по счетам. Можешь ли ты сказать то же о себе?
Ческа повертелась в шляпке туда-сюда перед большим зеркалом, чья рама была украшена букетиками искусственных цветов.
— Не очень, — заметила она со вздохом, снимая произведение портновского искусства.
— Вам нужно что-то более строгое, — пришла на помощь продавщица. — Что-то более классическое.
— Спасибо, но нет, — печально ответила Ческа. — На самом деле я никогда не любила шляпки…
Из шляпного салона они направились в кафе. Сели подальше от входа, возле окна. За окном шумела и жила обычная послерождественская улица: ехали машины, ходили люди… Вот мимо прошла стайка детишек с двумя воспитательницами. Передняя несла в руках связку красных флажков.
— Ты, случайно, не знаешь, кто будет, мальчик или девочка? — спросила Ческа у Мари.
— Нет, — Мари пожала плечами. — Откуда?
— Ну, ведь как-то же определяют…
— Точно — нет. Да и зачем?
— Забавно будет, если родится девочка, — мечтательно сказала Уинри. — Четвертая близняшка! Скажи, Мари, у тебя кто-нибудь из родителей был светловолосым?
— Мама, — ответила Мари. — Светловолосая и кудрявая. Я кудрявая в нее.
— Значит, может быть еще одна блондинистая девочка, — улыбнулась Уинри, делая глоток чая. — Было бы весело.
Ческа хмыкнула.
— Больше всех веселился бы Эдвард.
— О, это да!
И женщины усмехнулись все вместе.
— Я бы хотела сына, — заметила Мари. — Я бы назвала его Дрейк.
— Почему Дрейк? — спросила Ческа.
— Просто… Был такой пират, знаменитый… Мне мама про него читала книжку, когда я маленькая была. Я еще подумала: вот выросту, обязательно назову так сына.
— Дрейк Элрик… попробовала Уинри вслух. — Не очень звучит. Язык спотыкается.
— Ну, я бы сокращала до «Ди», — пояснила Мари. — Или еще как-нибудь… — она задумалась. — Вариантов много. А девочку я бы назвала… — она хотела сказать «Франсуаза» — думала Мари о таком имени в детстве, тоже в честь того пирата, — но язык выкрутился: — Леона. Как маму. Девочки, давайте сменим тему. Я почему-то очень боюсь сглазить…
— Не удивительно — такая нервотрепка! Ну, не все же говорить о политике, — Уинри махнула рукой. — А то с этим Эдом…
Ческа улыбнулась.
— Что улыбаешься? — подозрительно спросила Уинри.
— Я подумала, что вы с Эдвардом очень часто нелестно отзываетесь друг о друге. «Этот Эд», «эта Уинри»…
— Ну да, а ты попробуй проживи вместе больше тридцати лет! — запальчиво ответила Уинри. — Еще не так заговоришь. Кстати, простите меня, девочки, я отойду…
Она вышла из-за столика и направилась в сторону туалета.
— Я, пожалуй, тоже, — заметила Ческа и тоже поднялась.
Мари на несколько минут осталась одна.
И вот этот-то момент, разумеется, и выбрал убийца, чтобы подсесть к ее столику.
Убийца был хорошо знаком Мари — его звали Джордж Некси, тридцати лет от роду, внешность малопримечательная, под подбородком на шее шрам — но не от «бандитской пули», а от неудачного стоматологического вмешательства. Он был старым другом и товарищем Кита.
— Привет, — сказал он, усаживаясь на стул Уинри, прямо напротив ее кофейной чашки и скомканной салфетки со следами крема от пирожного, и дружелюбно улыбаясь золотыми зубами. — Не ждала?
— Я думала, Максим Дигори за мной охотится… — произнесла Мари, едва соображая от страха, что говорит.
— Скажем так: мы с Максом занимались вдвоем, — осклабился Джордж. — Уж не думала ли ты, что мы тебе простим Кита? Спасибо, два года ждали, пока Хрыч Хадс не помер! А теперь пока, прости, нет времени.
С этими словами он выдернул из-под куртки револьвер. Мари поняла, что даже пригнуться или там под стол нырнуть — не успеет. Не в нынешнем неповоротливом состоянии.
Старик Хадс — это был глава Китовой группы. Он пообещал Мари защиту, если она уедет из Столицы. А Макс и Джордж были лучшими друзьями Кита. И, в отличие от него, они не понимали, как это можно: любить только одну женщину, и любить так постоянно, как он. Максимум посмеивались над его страстью. Как же они сказали… «Он из-за тебя, сучка, скурвился». Или не сучка. Какое-то другое слово употребили, сильнее. Память Мари его почему-то не удержала.
Джордж Некси выстрелил. Выстрел, который готовился два с половиной года…
…промахнулся.
Оглушенная — не выстрелом, револьвер был оборудован глушителем, скорее, внезапностью всего случившегося, — Мари смотрела, как Джордж валяется на полу, сбитый с ног вместе со стулом. Больше всего ее поразило, что одним из сбивших была молоденькая пухленькая девушка с длинными светлыми волосами и в черных очках — Мари заметила ее в кафе много раньше, она сидела у окна, читала газету и методично опустошала стоящие перед ней маленькие бутылочки с кефиром. Вторым был совершенно невзрачный мужчина, которого Мари, напротив, не заметила в упор. Ну да, конечно. Эдвард ведь предупреждал, что они будут всегда с охраной…
Мари закрыла лицо руками и зарыдала.
…Мари сказала Киту, что уходит от него. Сказала, что не может так больше. Сказала, что лучше она уедет. А Кит сперва рычал, бесился — она не боялась его гнева, потому что еще десять лет назад он поклялся, что никогда не тронет ее, но пару стульев он все-таки ногами разбил — а потом упал перед ней на колени, уткнулся лицом ей в ноги и сказал: «Если выбирать, ты или семья, я выберу тебя».
Мари ужасно испугалась — она всегда боялась этих бурных чувств… тем более, ей всегда казалось — дело не в ней, а в бурном темпераменте ее сожителя. В кого влюбляются неистово?.. В капризниц, в кокеток, в сильных и по-настоящему незаурядных дам, а что она?.. Скучная врачиха со скучными представлениями о должном. Киту нужно было кого-то сильно любить — вот он и придумал себе собственную Мари, которой никогда и не было.
Кит ушел, хлопнув дверью, а Мари стала собирать вещи. Собрала быстро, но ей казалось нечестным уйти, пока его нет. Она даже нашла в себе силы сидеть и читать «Юмористическую химию» Берроуза — с включенным радио, потому что от тишины квартиры делалось страшно. Вечером Кита, окровавленного, измочаленного и умирающего принесли к ней. Сказали: «Ты же доктор. Спасешь — забирай».
Разумеется, спасти его она не смогла.
…-Человек, который тогда, в Нэшвилле, сказал мальчишке Майклу, что на шахте произошел обвал, на самом деле не входил в организацию Варди. Да, он интересовался их риторикой, да, он посещал их собрания, но не более того. Это наша накладка, что мы не поняли этого раньше, — неохотно произнесла женщина в темных очках в ответ на прямой вопрос Мари. Она представилась как Карен, и больше ничего о себе не сказала. Даже очки не сняла. — Не говорите только, что я вам сказала, ладно?.. Нам не положено. И вообще, простите. Такого больше не повторится.
— Не за что, — устало ответила Мари. Она уже отревелась на плече у выскочившей из туалета Уинри, умылась, и теперь выслушивала агентессу более-менее спокойно. — Спасибо вам за то, что этого не произошло с более трагическими последствиями.