— Все-таки до чего он хорошо говорит! — шепнул Саймон Теду. — Ты, кстати, все понимаешь?.. Твой английский вполне на уровне, но…
— Спасибо, мне все понятно, — ответил Тед.
Ему действительно было все понятно.
Версальский мир действительно был позорен и унизителен для Германии. Данциг действительно мог бы — ну, по крайней мере, имелись некоторые основания для этого — считаться немецким. В Судетской области в Чехословакии, куда в тридцать восьмом году вторглись немецкие войска, действительно проживало более миллиона этнических немцев. Австрия действительно спала и видела, как бы присоединиться к Германии, с которой ее связывала общая история, общая культура, общие чаяния и враги.
Уничтожение евреев — отчасти перекос, отчасти необходимая мера.
Этнические чистки — мобилизация национального самосознания.
Тед все понимал.
— Друг моего отца, — шепнул Тед Саймону, — у которого мы сейчас живем… он говорит, что война все равно будет. Не позже зимы. Что нерешительность парламента — на поверхности. Что если бы Гитлер просто так напал на Польшу, то, может, наши бы еще и не вмешались, но ведь Германия союз со Сталиным подписала, а Чемберлен слишком ненавидит коммунистов и теперь он по-настоящему напуган.
— Чушь… — неуверенно возразил Саймон. — Вот как раз из-за союза со Сталиным он и не будет воевать…
Уилл прервался и беспомощно посмотрел на собравшихся. Джон строго сказал:
— Тед, Саймон, о чем вы так жарко спорите?.. Может быть, поделитесь?..
— Да так… — Тед слегка покраснел. Ему было неловко, что Уилл из-за него перестал читать.
— Нет, Джон, стой, это может быть важно! — заспорил Саймон. — Тед считает…
— Да я могу ошибаться, — запротестовал Тед. — Мало ли, что дядя Мейсон говорил… Может, я не так расслышал!
Все теперь смотрели на Теда. Он вздохнул и сказал:
— Ну… если хотите, я…
— Очень хотим, — заметил Джон.
Тем же Вечером Тед разговаривал с Мейсоном Хьюзом в домашнем кабинете последнего, в присутствии Альфонса Элрика. Эта комната на типичный английский начальственный кабинет не походила: здесь не было массивного шкафа темного дерева, лампы с красноватым абажуром и тяжелых портьер, зато имелась легкая этажерка, заваленная бумагами, какая-то очень техничного вида лампа с раздвижной стойкой, а окна прикрывали легонькие бежевые занавески. Но работали здесь много и плодотворно — это становилось ясно хотя бы по количеству чашек из-под кофе, скапливающихся под бумажными завалами.
— Ну, как все прошло? — спросил полковник Хьюз.
— Нормально… обычно, — пожал плечами Тед. — Все как вы и говорили. Обычные ребята… нормальные. Вроде меня.
— А я тебя предупреждал, что это не то, о чем в авантюрных романах пишут, — пожал плечами Мейсон. — Да и не стал бы я допускать тебя к… как это… приключениям.
— А я и не стремлюсь… — вздохнул Тед. — Просто мне хотелось… ну, вы понимаете. Показать, что я понял.
— Что ты понял? — спросил полковник.
— На какой я стороне, — со вздохом ответил Тед. — Вы знаете… идеи герра Гитлера мне по-прежнему симпатичны. Вот если бы вся Европа объединилась… под Германией, под Англией, все равно… это было бы сколько пользы! И торговля бы процветала, и наука…
— А ты не веришь, что Европа сможет со временем объединиться и так, без чьего-либо главенства?.. — мягко спросил полковник Хьюз.
— Вряд ли, — пожал плечами Тед. — Мы ведь веками жили врозь… враждовали. Нас только общий враг и может объединить… ну хотя бы вроде России. А если будет еще одна война… то, конечно, мы еще сто лет не объединимся! Если вообще уцелеем… Или все-таки будем дружить против Советов или там Японии, когда она Китай проглотит, а сами между собой грызться по поводу и без…
Мейсон Хьюз улыбнулся.
— Знаешь, я бы боялся не грызни, а бюрократии… — задумчиво сказал он. — Бесконечной говорильни… Со времен Макиавелли наши дипломаты только и учились, что разговоры разговаривать… Но в целом в твоих размышлениях что-то есть. Ну ладно, так все-таки, почему же ты три месяца назад пришел ко мне и спросил, не можешь ли чем-нибудь помочь?..
— Я ведь уже говорил вам.
— А все-таки еще раз повтори. Возраст у меня уже. Склероз начинается.
Тед улыбнулся. Мейсон Хьюз совершенно не выглядел старым. Ну, поседел немножко, а так на вид лет сорок, не больше.
— Я сказал: «хорошо было бы, если бы Германия объединила Европу». Но им не удастся. Я не знаю, кто победит в войне, которая вот-вот начнется, но я знаю, что проиграют точно все. Я уверен, что от Германии вообще мало что останется. И чем дольше продлится война, тем меньше останется. Я бы хотел помочь… хотя бы самым малым. Ведь это тоже моя родина. Я там никогда не был, но я немец. Да и Швеция может пострадать.
Мейсон улыбнулся.
Тед сник.
— Я наивные глупости говорю, да? — спросил мальчик.
— Нет, что ты, — ответил полковник. — Наивно немного, да, но уж никак не глупо. Кроме того…. как тебе сказать, я ведь тоже так думаю. И тоже стараюсь помогать понемногу… чем могу. Ты молодец, Тед. Ходи на собрания этих сынов Ариев, и если вдруг…
— Если вдруг со мной попытается связаться, или я четко увижу, что они имеют связь с Верноном, какие-то немцы или еще кто в том же духе, я немедленно рассказываю вам! — от волнения Тед слегка путался в словах. — Да. Но знаете, там сплошные разговоры. Ну и несерьезно все. Зачем они разведчикам или там вербовщикам?..
— Ну вот и проверишь, — полковник вздохнул. — Помнишь, что я тебе еще говорил относительно успеха и неудачи в нашей работе?..
— Да, сэр, — ответил Тед. — Кстати, я бы тоже хотел, чтобы они с резидентами не были связаны. Хорошие ребята.
— Да ничем им не грозит, даже если связаны, — поморщился Хьюз. — По домам разгоним да на заметку возьмем, вот и все.
— Ну… — Тед поднялся. — Я пойду, ладно?.. Мама хотела со мной насчет школы поговорить.
— Иди, конечно, — кивнул полковник.
— До свидания, дядя Мейсон… Дядя Ал…
Тед вышел.
Когда за ним закрылась дверь, Мейсон Хьюз с иронией посмотрел на Ала.
— Ну, как тебе мальчик?.. Убедился, что ему ничего не грозит?..
— Хороший мальчик, — сдержанно ответил Ал. — Я по-прежнему не одобряю этой его затеи, но в данном случае запрещать будет только хуже. Уж настолько-то я подростков знаю — их хлебом не корми, дай что-нибудь доказать… себе, миру. Желательно, наперекор всему остальному человечеству. Да и я не могу ему запретить — я ведь не отец. А Уэнди говорить нельзя, вы абсолютно правы.
— У тебя ведь нет детей? — спросил Хьюз.
— Нет. Как и у вас.
— У тебя все еще впереди, — Хьюз встал из-за стола, подошел к окну, выглянул на улицу. — Успеешь и отцом побыть, и мужем, и… черт, да чем только не успеешь! Послушай, ты на сколько лет меня моложе?..
— Лет на пятнадцать, я полагаю, — Ал пожал плечами. — Не знаю. Не важно. Знаете, полковник… вряд ли у меня в этом плане что-нибудь получится. Особенно если я застряну здесь.
— Ты заботишься о Уэнди и о Теде, как будто они твои собственные жена и сын.
— Скажем так: я чувствую моральную ответственность. Но Уэнди не моя жена, а Тед мне не сын все-таки. У меня… — Альфонс заколебался, потом все-таки сказал. — Дома я полюбил одну женщину. У нас было очень мало времени, но… я хотел бы вернуться к ней. Очень хотел бы. Извиниться за свое исчезновение, спросить, не даст ли она мне еще один шанс… Думаю, она ужасно на меня зла, если думает, что я пропал без вести. Или забыла меня, если думает, что я умер.
— Может быть, ты встретишь похожую на нее здесь? — спросил мистер Хьюз. — Ты же сам говорил, что в наших мирах живут двойники.
— Может быть, — Альфонс улыбнулся. — Спасибо, полковник.
— Я надеюсь, что ты вернешься, Ал. Очень надеюсь. И что наш Альфонс вернется тоже. Знаешь, я тут подумал…
На столе, где-то под бумагами, пронзительно заверещал телефон. Полковник ругнулся и принялся торопливо откапывать его, свалил стопку бумаги на пол, опрокинул едва полный стакан с кофе… Наконец, нашел, схватил трубку и раздраженно крикнул: «Да! Полковник Хьюз слушает!»