Они приковали Ивана Венко наручниками к железному изголовью узкой кровати, которую выдвинули в центр комнаты подальше от стен.
На нём была фиолетовая шёлковая рубашка, один рукав которой был разорван на плече. Он снял с себя обувь, а на дизайнерских джинсах отсутствовал ремень. Уши были полностью закрыты, а глаза завязаны.
Я сам прошел через нечто подобное во время армейской подготовки.
Ни вида, ни звука. Мне было тяжело это пережить, даже когда я знала, что это всего лишь тренировка. Я почти сочувствовала парню.
Хофманн протянул руку за ключами, которые мужчина без колебаний отдал. Иван съежился от прикосновения, моргая, чтобы сдержать слёзы, когда повязка спала, а свет резал глаза. Хофманн воспользовался тем, что мальчику стало не по себе, и без труда застёгнул наручники за спиной, положив ключи в карман. Затем он поднял Ивана на ноги и толкнул его в мою сторону.
Я неохотно схватил его, не в последнюю очередь потому, что вблизи от него разило застарелым потом и жутким страхом. Этот запах волнами стекал по его телу. Тем не менее, взгляд Ивана на меня был надменным и презрительным, но, думаю, он привык, что девушки виснут у него на руке.
Удачное сочетание грациозного, стройного телосложения и черт лица, включая высокие, покатые славянские скулы, обеспечивало ему привлекательную внешность, которая могла бы привлечь к себе внимание любого. В сочетании с властью и деньгами отца, я уверен, это обеспечило ему практически непреодолимое социальное положение.
Меня пугали только глаза. За ними не было ничего, словно платой за всю эту изысканную внешнюю структуру была чёрная, гниющая душа.
Мне вспомнилась породистая собака. Красивая на вид, но со скрытыми врожденными дефектами.
Иван не хотел идти со мной, и он был настолько безумен, что даже не реагировал на тычки стволом «Лучника», упираясь пятками. Хофманн наклонился и вытащил нож из сапога.
Он выскользнул с металлическим щелчком, который заставил мальчика округлить глаза.
«Вот», — сказал Хофманн, протягивая мне нож. «Если он будет тебе мешать, просто сделай его смазливую мордашку чуть более… интересной».
После этого мне оставалось лишь поднести остриё клинка к щеке Ивана, чтобы он покорно подчинился. Даже когда Хофманн накинул ему на голову грубый тканевый капюшон, он лишь слегка поёжился.
Мы с Шоном по одну сторону, с одной, вслепую, протащили мальчика обратно через квартиру. Всё это время я с болью в сердце ждал, когда же ворвётся Ян и игра закончится, но удача нам не изменила.
Четверо мужчин, охранявших Ивана, собрались в узком коридоре. Они не опустили оружие, и на мгновение я испугался, что нас застукали.
Один из них положил руку на плечо Хофмана. «Ты же знаешь, что сделает майор Кёниг, — сказал он с тяжёлым предчувствием, — если ты… потеряешь его».
«Да», — твердо ответил Хофманн. «Я так считаю».
Мужчина пожал плечами, затем отступил назад и позволил нам уйти.
Когда мы вышли на улицу, дождь всё ещё лил, и Иван спотыкался, когда его ноги в носках попадали в мокрые лужи. Мы проигнорировали его протесты и наполовину тащили, наполовину несли его к ожидавшему нас «Скайлайну».
Затащить его в машину оказалось непросто, пока Хофманн не прошипел:
«Что случилось, Венко? Ты что, больше не хочешь увидеть отца?»
Затем Иван ошеломленно сдался.
Мы запихнули его за сиденье Шона. Хофманн снова пристегнул руки парня наручниками к поручню над задним стеклом и протиснулся рядом с ним, заменив «Лучник» на один из пистолетов SIG, чтобы прикрыть его. Я вернул здоровяку нож. Он молча взял его и спрятал в багажнике, где он обычно и прятался.
Мы с Шоном вернули передние сиденья на место и запрыгнули в машину.
Двигатель «Скайлайна» заглох на первом же повороте, несмотря на длительную перегрузку. Прежде чем включить передачу, Шон оглянулся через плечо.
«Они знали, не так ли?» — тихо спросил он. «Что ты на самом деле задумал, и всё же позволили нам это сделать».
«Да», — сказал Хофманн, и его бесстрастное лицо ничего не выражало. «Майор Кёниг может вернуться в любой момент, и когда это произойдёт, она будет недовольна ни одним из нас. Я бы посоветовал нам уйти».
Было 4:28 утра. У нас было почти ровно пять с половиной часов.
Двадцать семь
Если бы обратный путь в Айнсбаден был зеркальным отражением пути отсюда, мы бы вернулись в поместье почти за пару часов до крайнего срока Грегора Венко.
Но это было не так, и мы этого не сделали.
Поначалу всё шло по плану. Я позвонил Гилби с мобильного Шона и коротко и загадочно сообщил ему, что мы забрали его подарок и возвращаемся с ним, надеюсь, успеем к вечеринке. Он воспринял эту новость с напряжённой резкостью, так что я не понял, обрадовался он или же посчитал, что мы затянули с этим.