Всех денег в кошельке лежало сто рублей. Неспешно, со всеми остановками шествуя к продуктовому, Марина Васильевна так и этак прикидывала, как бы так извернуться и протянуть с этой суммой до понедельника. По всему выходило, что завтра есть будет нечего.
Занимать у матери не хотелось, Наташа далеко, Верочке и так полторы тысячи должна за стрижку и уколы для собак. Ребенка нужно срочно сдавать в питомник… тьфу, приют. Вот накормить только – и сразу в приют.
В конце концов сумка Марины Васильевны вместила в себя литровый пакет молока, пять яиц и немного вареной колбасы. Собаки, ожидавшие на улице, облаивали немногочисленных прохожих, но, по счастью, в драку не лезли. Отвязав их от перил, Марина поспешила домой.
Когда она вернулась, на двери в квартиру кто-то уже написал мелом
“СУКА”. От ярости сжалось сердце и перехватило дыхание. Наверняка нет еще восьми, но кто-то не поленился, встал в субботу пораньше и тщательно вывел большими жирными буквами и красивым почерком. Марина
Васильевна вынула носовой платок и наскоро стерла неприличное слово.
На пороге ее встретили Римус и Лапка. Пока Марина переобувалась, ей что-то показалось странным, и она не сразу сообразила, что свет в прихожей включен, а пол – влажный и слегка пахнет хлоркой. В ванной шумно лилась вода, что-то шмякалось, и детский голосок напевал:
“Жесткокрылый насекомый знать не знает, что летает, деревенский даун
Яша, аксельбантами слюна”… Марина не стала дослушивать, что там случилось с несчастным Яшей и жуком; отнесла покупки на кухню, и там тоже обнаружила тщательно протертый пол, а также зажженную под чайником конфорку и приготовленные бутерброды на столе.
Она заглянула в комнату. Кровать без матраца, дверь на лоджию слегка приоткрыта. Марина выглянула в окно. Матрац висел на парапете и сушился на майском ветерке. Рядом проветривалось одеяло.
– Привет.
Марина Васильевна вздрогнула и обернулась. Мальчик в одних шортах стоял на пороге, держа в руках кое-как отжатое белье.
– Здравствуй.
– Не сердись, пожалуйста, что я… ну, это… – Мальчик опустил глаза. -
Я больше не буду.
– Я надеюсь.
Мальчик прошел к лоджии, открыл дверь, шикнул на котов и начал развешивать на бельевых веревках простыню, пододеяльник и наволочки.
Марина наблюдала за его движениями со смутным чувством гордости и жалости.
– Ты чей? – спросила она, когда последняя прищепка вцепилась в мокрую ткань.
– Евгений.
– Очень приятно, но я спросила, чей ты.
– Твой.
– Ты прекрасно знаешь, что это не так.
Глаза мальчика заблестели, и Марина Васильевна поторопилась уйти от опасной темы:
– Ладно, потом поговорим. Я сейчас приготовлю завтрак, а ты…
Чем его занять? Дома все книги по математическому анализу, теории больших чисел и прочая специальная литература, в компьютере никаких игр, телевизора нет…
– Можно, я с тобой?
– Что?
– Можно, я помогать буду?
– Ну помогай…
Чайник уже вскипел. Марина Васильевна выложила на доску колбасу и принялась нарезать мелкими кубиками.
Евгений без лишних слов разбил яйца в небольшую миску, посолил, добавил молока и довольно ловко взбил вилкой.
– Перец есть? – спросил он.
Пораженная, Марина долго не могла понять, чего он хочет. Дети так умеют?
– Ма, перец есть, я спрашиваю?
– Нет, не покупала.
Он пожал плечами, зажег газ и поставил на огонь сковородку. Двигался
Евгений настолько уверенно, будто всю свою недолгую жизнь провел на этой кухне. Вынул из холодильника бутылку с маслом, немного полил на чугунное дно, поставил обратно.
– Все нарезала? – Он посмотрел на “маму”.
Та машинально кивнула. Мальчик деликатно оттеснил Марину Васильевну от разделочной доски, вилкой сгреб колбасу на сковородку, чуть перемешал. Пока колбаса начала шкворчать, Евгений успел вымыть доску, убрать в мусорное ведро скорлупу и протереть кухонный стол губкой.
– Ма, ты бы хоть кошек покормила.
Марина Васильевна безропотно подчинилась. Достала из шкафчика мешок с сухим кормом и пошла сыпать в миски питомцам. А когда вернулась, на тарелках уже исходила ароматным паром яичница.
– Мыть руки – и завтракать! – скомандовал Евгений.
Пока ели, никто не проронил ни звука. Марина Васильевна старалась не смотреть на постояльца и уж тем более – не разговаривать. Мальчик – она даже в мыслях не называла его по имени, не желая устанавливать хоть какой-то контакт, – тактично молчал и разглядывал кухню.
– А где папа? – спросил он вдруг.
В это время в дверь кто-то требовательно позвонил.
Ни свет ни заря в третье ОВД прискакала всем здесь хорошо знакомая гражданка Ферапонтова Таисия Павловна одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года рождения. Разумеется, за участковым.
– Мне бы… Лопаницына… совсем… беспредел… – не могла отдышаться гражданка.
– Пишите заявление. – Сержант за стеклом широко зевнул, не прикрыв рот рукой.
– Ну какое… заявление… мне участковый…
– На дежурстве ваш участковый. Где находится опорный пункт, вам известно. Часы приема тоже. Туда и приходите.
– Но ведь беспредел…
– Пошла вон, дура!
Таисия Павловна заревела. Легко, без всхлипываний и прелюдий, зарыдала в голос, и если на крик помощника дежурного выглянул только оперативник Ленька Ряпосов, то концерт гражданки Ферапонтовой смена вышла послушать в полном составе.
– Где Лопаницын? – Начальник дежурной смены подполковник Граф невозмутимо прихлебывал из кружки с надписью “Russian vodka” какой-то горячий напиток.
– В гальюн отлучился, – доложил сержант.
– Появится – пускай уймет родственницу! – распорядился Граф, и шоу закончилось, даже Ферапонтова заткнулась.
Лопаницын не заставил себя долго ждать.
– Что вы здесь делаете? – не поздоровавшись, спросил он.
– Беда, Петенька, беспредел…
– Перестаньте говорить это слово, у вас каждую неделю беспредел.
Что, опять Кокорина нелегальной проституцией занимается? Или
Богданов ворует?
– Я, между прочим, всегда по делу говорю, нечего насмехаться. У нас происшествие в подъезде ночью было.
– А почему утром прибежала, если происшествие ночью? Хватит мне мозги пудрить, полтора часа до сдачи смены осталось.
– Так я потому и пришла. Эта дура из тридцать четвертой сына на ночь глядя выгнала на улицу, он до трех под окнами орал, как недорезанный. Ты бы припугнул ее, что ли, совсем распоясалась баба.
– Кто? Эта, с кошками-собаками? – Петр еще больше помрачнел. -
Идите-ка вы домой, Таисия Павловна. И не надо сюда приходить, у меня неприятности из-за вас.
Ферапонтова оскорбилась:
– Вот из-за таких, как вы, детей потом и убивают!
– Идите-идите. – Он собрался уже уйти, но тут резко обернулся: -
Кулик ее фамилия?
Таисия Павловна мелко-мелко закивала, предчувствуя вмешательство милиции в дела училки.
Через десять минут старший лейтенант Лопаницын вернулся в дежурную часть и подсел к Галке Геращенко, инспектору ОППН.
– Галочка, дело есть.
– Как мило. Излагай.
– Помнишь, осенью ребенка искромсали на моей земле?
– Допустим. Ты хочешь сказать, что тогда не того взяли? Опять труп?
– Никаких трупов, не боись. Наоборот. Тут такая история… сама знаешь, моя тетка если ляпнет чего, то надо делить на тринадцать…
– Хватит мяться, говори, что хотел.
– По тому делу свидетелем проходила некто Кулик…
– …Марина Васильевна, – кивнула Галка. – Я у нее в институте училась.
– Че?
– У меня, Пятачок, высшее педагогическое образование, не чекай.
– Короче, к ней надо сегодня сходить. – Лопаницын даже на “Пятачка” не обиделся.
Геращенко заразительно расхохоталась:
– С чего бы это? Передашь по смене, там Загрибельный будет, он со свежими силами…