Я также с сожалением говорил, что много людей будет в ближайшее время уничтожено по национальному признаку, а также поставлен крест на дальнейшем индустриальном развитии области, как самостоятельного объекта, закрыты еврейские школы, уничтожена местная литературная и музыкальная элита.
Я успокаивал Льва Исааковича, как мог, говоря ему о том, что уверен в том, что Сталин умрёт весной следующего года и многое в стране изменится, а старик с испуганным лицом укоризненно качал головой, убеждая меня, что без вождя страна немедленно погибнет в междоусобицах!
Так или иначе, но он, подумав, всё таки внял моим словам и отошёл от дел, поручив мне их вести, оказывая при этом возможную юридическую и моральную поддержку.
Так уж получилось, что теперь он постоянно жил на моей даче, регулярно обсуждая со мной все юридические проблемы и давая мне ценные советы по тому или иному делу.
Всё в моей жизни постепенно утряслось, хотя я ни на мгновение не забывал о предстоящем столкновении с Иваном Ивановичем, но из-за наивной веры в что-то человеческое, в моей душе тлела надежда, что он в какой-то момент забудет о моём существовании.
Но, увы, всё случилось так, как и должно было случиться.
Во вторник, 15-го июля 1952-го года, меня по телефону пригласил к себе следователь киевской прокуратуры по фамилии Гальченко, который с нажимом в голосе сообщил мне, что при ремонте путепровода в Дарницком районе под асфальтом обнаружены останки агента отдела «Сигма» Луценко Николая Анатольевича, который пропал без вести приблизительно тогда же, когда произошла трагедия с моей подругой Анжелой Григорьевной Ковалёвой.
Как показала экспертиза, упомянутый Луценко умер в результате многочисленных травм, нанесенных ему каким-то продолговатым предметом, а потом, вероятно, его обезображенный труп был вывезен за город и закатан в асфальт.
Это странное совпадение, по словам следователя, привело его к мысли о том, что убийство Луценко и травма Ковалёвой как-то связаны между собой, а потому, так как Ковалёва, по его словам, была моей сожительницей, он считает необходимым меня допросить по существу дела.
- Это кто Вам сказал, что несчастная девушка была моей сожительницей? – поинтересовался я, саркастически улыбнувшись. – Неужто сам товарищ Колесник Иван Иванович? Видимо, у Вашего начальничка начинается старческий маразм от долгого воздержания?
Гальченко вскочил со стула и в бешенстве начал махать перед моим лицом руками, силясь, что-то сказать, но я опередил его, отчеканив:
- Ковалёва Анжела Григорьевна работала у меня какое-то время поваром-стажёром по трудовому соглашению, но с 1-го сентября 1951-го года поступила на дневное отделение военно-медицинского училища и встречала со своими сокурсниками Новый Год, а потому никакого агента Луценко Николая Анатольевича я в глаза никогда не видел и с ним не пересекался, заруби это себе на носу!
Если он и присутствовал на вечеринке, когда с Ковалёвой Анжелой Григорьевной произошёл несчастный случай, то на той же вечеринке присутствовало с десяток её сокурсников, которые служили в Красной Армии, так что не смеши меня, неуважаемый товарищ Гальченко!
И вот тебе мой совет, как адвоката:
- Получше готовься к допросу свидетелей, а не подавайся на провокации со стороны начальства!
Тем более что в данном случае это вовсе не допрос, а обычный наезд на гражданина Украины, так как вызывать меня к себе ты должен был официальной повесткой!
Дав следователю прийти в себя после моих слов, я добавил:
- Сегодня же от коллегии адвокатов в адрес прокуратуры пойдёт протест. Так что прошу любить и жаловать!
Я уже собирался выйти из кабинета как на его пороге показалась знакомая мне фигура Ивана Ивановича, который, видимо, слушал наш разговор со следователем в соседнем кабинете.
Он, не поздоровавшись со мной, бесцеремонно заявил:
- Мне хорошо известен твой подчерк, Игорёк, так что теперь ты не отвертишься!
- Да, верно гутаришь, начальничек, - юродствуя, произнёс я в ответ. - А ведь это ты научил меня всяким приёмчикам, да и агент твой Луценко обучался у тебя, так может это ты его на тот свет спровадил, как собираешься отправить на нары меня? Но сразу хочу тебя предупредить, что не на того нарвался! Я тебя уже предупреждал, что если станешь на моём пути, то в худшем случае перед Богом предстанем вдвоём! Попомни ми слова, гнида! А сейчас отойди в сторону, иначе размажу о стенку, как кусок дерьма!
С этими словами я прошёл мимо парализованного моим наездом Колесника, а оглянувшись, увидел, как следователь Гальченко стоит с открытым ртом, поражённый увиденным и услышанным.