В то же время я мог попытаться устранить улики, сделав вид, что делаю искусственное дыхание потерявшему сознание хозяину кабинета.
Если бы я расчленил тело жертвы и спрятал его, например, в лесу, то это было бы типичным поведением организованного несоциального серийного убийцы. Тем не менее, нельзя сказать, что я не испытал никаких отрицательных эмоций после убийства, а потому попросил у секретаря ещё стакан коньяка!
Обвинитель продолжал, сообщив, что попав за решётку, я показал способность контролировать свои желания, так что, возможно, у меня механизмы защиты психики еще не до конца атрофировались. Ведь я находил отдушину в чтении Библии, которая мне очень нравилась, углубляясь в религию и чтение.
По словам обвинителя, ничто уже не сможет заменить мне того ощущения расслабленности и спокойствия, которое наступило после преступления, а потому я способен убивать и дальше!
В итоге, он попросил суд заслушать заключение экспертов о состоянии моего здоровья, лишь после чего сможет аргументированно сформулировать обвинение.
В суде как со стороны обвинения, так и со стороны защиты в моём лице выступали известные психиатры, которые давали свои заключения исключительно из тех бесед, которые они провели со мной в изоляторе временного содержания.
Представитель с моей стороны, как защищающего себя самостоятельно, то есть формально со стороны защиты, профессор института Сербского по фамилии Митрофанов, заявил, что обвиняемый в убийстве гражданин Снопков не был способен осознавать свои действия во время совершения преступления, так как он страдает от парафилии, а точнее, некрофилии, что классифицируется как психическое расстройство личности, а потому человек, страдающий этим недугом, должен быть отправлен в психиатрическую лечебницу!
Он заявил, что я не мог избежать мыслей об убийстве, и некрофилия вовсе не является выбором самого обвиняемого.
Говоря о действиях следователя Серова, профессор заявил, что тот во время опроса психиатра заставил Снопкова признать то, что он нередко прибегал ко лжи, что уже само по себе говорило о том, что тот был способен оценивать противоправность действий, которые совершал. Умение успешно врать является признаком психопатической личности, что, в свою очередь, говорит о наличии у убийцы хорошо выраженной маски нормальности и принадлежности к типу организованных несоциальных убийц.
Профессор заявил о том, что для того чтобы человек был признан невменяемым, суд должен ответить на два вопроса, стоящих перед ним: «Было ли у обвиняемого психическое расстройство личности?» и «Мог ли обвиняемый осознавать всю противоправность своих действий во время совершения преступлений?».
Если ответом на первый вопрос являлось безусловное «Да», то тогда суду надлежит ответить на второй вопрос и только тогда принимать решение о направлении обвиняемого либо в психиатрическую лечебницу, либо приговаривать к тюремному заключению.
Профессор отметил, что я на протяжении ряда лет был способен скрывать свою двойную жизнь, что говорило обо мне, как о довольно умном человеке. Он, однако, считал, что для того, чтобы быть ненормальным, вовсе не обязательно иметь низкий интеллект. По его мнению, я мог быть отличным лжецом, актером и превосходно уметь скрывать свои эмоции, но это вовсе не говорило об отсутствии у меня психического заболевания.
В конце концов, он диагностировала у меня некрофилию, что отвечало утвердительно на первый вопрос, поставленный перед психиатрами.
Второй профессор того же института описал меня как мужчину сорока двух лет с серьезными и очень запущенными психическими расстройствами, чья личность является примитивной, ригидной и уклоняющейся. Также он особо подчеркнул то, что у меня были фантазии и бредовые навязчивые идеи, такие, как, например, создание зомби путём обработки таллием подкорковой области головного мозга.
Он заметил, что фантазирование является несомненным признаком дезорганизованного асоциального убийцы и считает, что у меня психическое расстройство личности, а потому я должен быть помещен в психиатрическую клинику, где мне будет оказана необходимая помощь.
Я с трудом следил за мыслями экспертов и мне казалось, что вовсе не я, а они своими умозаключениями доказывали, что им не место среди адекватных людей.
Затем своими мнениям с сужом делились психиатры, назначенные судом.
Первый из них – профессор из Киева сделал предположение, не понятно на что опираясь, что во мне накапливалась внутренняя враждебность, порожденная неспособностью защитить себя перед другими детьми, которые дразнили меня в детстве, хотя я с ним на эту тему ни разу не говорил!