— И я все исправлю. Клянусь.
— Я хотел бы знать, как, черт возьми, ты собираешься восстановить девственную плеву!! — рычит отец, и вся кровь отливает от моего лица. Дрю выпрямляется, бросая на меня озадаченный взгляд, в то время как Чарли смотрит в пол, пряча лицо от посторонних глаз. На этот раз Трент выглядит смущенным.
Нет, пожалуйста, Боже, нет. Он не мог этого узнать.
Он сует бумагу мне в лицо.
— Кто-то отправил это Кристиану, — заявляет он, пока я пытаюсь сосредоточиться на чтении слов на странице, но зрение затуманено, так как паника проносится по телу с беспрецедентной скоростью. У меня подгибаются ноги, и я хватаюсь за стену, чтобы не упасть.
— Читай. Это, — требует отец. — Читай. Громче. Или я выведу тебя на улицу и сию же секунду всажу пулю тебе в череп.
Сдерживая желчь, я облизала пересохшие губы и прочитала слова, набранные крупным жирным шрифтом.
ЭБИГЕЙЛ МЭННИНГ — ЛЖИВАЯ МАЛЕНЬКАЯ ШЛЮШКА.
ОНА УЖЕ РАЗДВИНУЛА НОГИ, И ЭТО ШУТКА НАД ТОБОЙ И ТВОИМ СЫНОМ.
Вот и все, что там сказано. Это похоже на одно из тех писем с шантажом, которые вы видите в криминальных сериалах, за исключением того, что в этом письме не требуется никакого выкупа. Это просто решает мою судьбу.
— Это неправда, — выпаливаю я в полной панике, не подумав об этом. — Когда бы это случилось? Я все время окружена парнями или телохранителями. И Джереми возит меня почти везде. Тот, кто послал это, издевается над тобой. Вероятно, это ученик из школы, и это их больной способ отомстить мне за эту неделю.
Сердце колотится так быстро, что я боюсь, что нахожусь на грани сердечного приступа: ладони скользкие, а лоб усеян маленькими капельками пота.
Отец больно сжимает мой подбородок.
— Если ты лжешь мне, ты пожалеешь.
— Я не лгу, — вру, молча молясь о божественном вмешательстве. Умоляя его поверить мне и бросить это, хотя знаю, что это противоречит образу мыслей отца.
Он отпускает подбородок и отступает назад, внимательно изучая лицо. Я пытаюсь уверенно выдержать его взгляд с уверенностью, но это сложно, когда все тело дрожит.
В тот момент, когда самодовольная ухмылка приподнимает уголки его рта, я понимаю, что облажалась.
— Это легко проверить, — говорит он убийственным тоном, притягивая меня к себе и таща через комнату. Он швыряет меня через стол, удерживая лицо одной мясистой ладонью, в то время как другой дергает тонкое пляжное платье. — Трент, сынок, иди сюда.
Сердце бешено колотится, а дыхание затруднено. Я даже чувствую запах своего страха. Отец крепче прижимает мою щеку к столу, но из-за шока почти не чувствую боли, когда он срывает с меня трусики от бикини перед всеми. Прохладный воздух кружится вокруг обнаженных ягодиц, и я хочу провалиться сквозь землю.
— Отец, яс — страдальческий взгляд Дрю встречается с моим, когда он пытается вмешаться. Чарли резко дергает головой в сторону своего отца, но я не вижу выражения его лица.
— Ты смеешь перебивать меня, Эндрю?! — мой отец рычит на моего близнеца. — Это бизнес. Именно то, с чем мы вас учим иметь дело. Если не справишься с этим, то знаешь, где дверь. Но не жди, что я поддержу тебя, если ты уйдешь.
— Папа, пожалуйста, — всхлипываю я, не стесняясь умолять, если это спасет меня от нового унижения.
Кристиан Монтгомери облизывает губы, когда его взгляд перебегает с моего лица на голую задницу. Тошнота подступает к горлу при виде растущей выпуклости в его штанах.
Большая ладонь отца шлепает меня по заднице, и я вскрикиваю, когда жгучая боль обжигает кожу.
— Закрой рот и раздвинь ноги, Эбигейл, и я сделаю это быстро.
— Майкл, обязательно ли делать это здесь? Вы могли бы, провести обследование наедине, — говорит мистер Бэррон, и я могла бы поцеловать его за попытку урезонить отца, хотя знаю, что это бесполезно. И он, и его сын отводят глаза, только заставляя меня уважать их еще больше.
— Держись подальше от этого, Чарльз. Я не указываю тебе, как обращаться с твоими детьми, так что не лезь в мои дела.
— Трент, сынок, ты единственный, кто может это сделать, — говорит отец, изо всех сил стараясь сохранить ровный тон. Я могу сказать, что он кипит. — Засунь в нее пальцы, парень! — рявкает он, приподнимая меня за талию так, чтобы задница была под лучшим углом. Из меня вырывается громкий всхлип, когда он грубо раздвигает мои ноги и командует. — Пощупай, цела ли ее девственная плева.
Я никогда не позволяла Тренту прикасаться ко мне там, внизу, потому что мысль о его интимных прикосновениях ко мне, вызывает дрожь страха. И я никогда не думала, что первый раз, когда он будет ласкать меня, будет таким.
Слезы свободно катятся из глаз, когда Трент погружает палец в меня, толкая его вверх, насколько это возможно, и ощупывая вокруг, делая унижение невыносимым. Зазубренный край ногтя разрывает меня изнутри, но я прикусываю губу, решив больше не издавать ни звука. Тихие слезы продолжают литься из глаз, и что-то внутри меня разбивается на мелкие осколки. Боль в груди такая сильная, что кажется, будто я не могу дышать.
Дрю не сводит с меня взгляда, на его лице написано извинение. Оба Бэррона продолжают смотреть в пол, но это мало что меняет. Они все еще находятся в комнате, чтобы засвидетельствовать мое унижение.
— Каков вердикт? — спрашивает отец.
— Я… я не знаю,— говорит Трент. — Она очень тугая.
— Наклонись и загляни в нее, — приказывает отец.
Мою лоно широко раскрывают. Я больше не могу сдерживать крики, и открыто рыдаю. Дрю молча умоляет меня держать себя в руках, но я не в силах больше это делать. Это худшее оскорбление в жизни. Вторжение, которое я никогда не переживу. Я не могу поверить, что Дрю позволяет это. Что его неудачная попытка вмешательства была всем, что он предпринял, прежде чем принять это как неизбежное. Если бы мы поменялся ролями, я бы скорее кричала благим матом, чем позволила отцу унизить моего близнеца.
— Что я должен искать? — Трент спрашивает так, как будто он никогда раньше не видел влагалища.
— Если ее девственная плева цела, то отверстие должно быть покрыто тонким слоем кожи с небольшим отверстием.
Либо отец погуглил это до того, как я вернулась домой, либо это для него не впервые. Я склонна полагать, что это все же последний вариант.
— Я не вижу ничего подобного, — говорит Трент, используя пальцы, чтобы шире раскрыть влагалище, исследуя складки, убеждаясь в тщательности проделанной работы.
Я хочу умереть. Свернуться в клубок и перестать существовать.
Мне следовало просто признаться, а не лгать.
По крайней мере, я могла бы быть избавлена от этого унижения.
Громкий стук в дверь заставляет сердцебиение ускориться до уровня сердечного приступа, когда мысли о том, что он запланировал дальше, вихрем проносятся в сломленном сознании.
— Входи, — зовет отец, как будто в кабинете нет его почти восемнадцатилетней дочери, распростертой на столе с выставленными напоказ задницей и киской.
— Ах, доктор Каммингс, — говорит он, наконец убирая руку с моей головы. — Спасибо, что пришли так быстро. К тому же в воскресенье. Я ценю это.
Дрю, наконец, двигается, натягивает платье на мою голую задницу и помогает подняться. Я шлепаю его по рукам, обхватывая свое дрожащее тело. Я избегаю смотреть на Трента, не желая видеть самодовольное выражение на лице. Слезы продолжают струиться по щекам, и я не в силах остановить их. Острая боль пронзает грудь, и сдавленный комок застревает в горле, когда самая сильная боль атакует меня со всех сторон.
— Я всегда в вашем распоряжении, мистер Херст, — монотонно говорит доктор. — Это она?
— Да. — Отец жестко тянет меня за руку. — Мне нужно ваше профессиональное мнение о том, цела ли ее девственная плева.
Этот гребаный ублюдок.
Я свирепо смотрю на него.
Он уже вызвал врача, так что это было чистое шоу. Способ доказать отцу Трента, что он серьезно относится к этому обвинению. Способ наказать меня за преступление. Еще одно средство, чтобы попытаться сломить меня.
— Мне нужна отдельная комната с кроватью, — говорит доктор.