За время поездки никто больше не произнес ни слова, но эта тишина дружелюбна и расслаблена.
Когда мы приезжаем в школу, Чарли ждет нас на парковке открывает мою дверь, помогая выйти.
— Где Дрю?
— С Трентом.
— Какого хрена?
— Расслабься, Эбби. Это все часть плана. — Чарли смотрит поверх моей головы. — Разве ты не ввел ее в курс дела?
— Не было времени, — холодно отвечает Кэм.
— У тебя было время поцеловать меня! — рявкаю я, толкая его в грудь. — Мог бы найти время и для того, чтобы все рассказать.
Чарли выгибает бровь, но ничего не говорит, берет меня за руку и идет ко входу.
— Дрю нужно держаться поближе к твоему отцу и Тренту, чтобы мы знали, что происходит. Что касается ситуации с Трентом, то я на твоей стороне, а Дрю на его.
— Отлично, — ворчу я. — Теперь он будет таким самодовольным и высокомерным, думая, что настроил моего близнеца против меня.
— Кому какое дело, что думает этот придурок, — говорит Кэм, подходя к нам. — И, если тебе дорога твоя жизнь, то отпустишь ее руку, — добавляет он, бросая на Чарли злобный взгляд, прежде чем обратить все внимание на меня. — Какую часть того, что тебя больше никто не касается, ты не поняла?
— Какую часть того, чтобы отвалить, пытаясь указывать мне, что делать, ты не понял?
— Люди пялятся, — говорит Сойер, незаметно протискиваясь, между нами. — И Чарли должен продолжать держать ее за руку. Это отвлечет внимание.
Кэм выглядит так, будто хочет вдавить Сойера в землю, но ничего не говорит, идя впереди нас с разочарованием, сочащимся из всех пор.
— Уверена, что знаешь во что ввязываешься, Эбби? — спрашивает Чарли, как только мы подходим к ступенькам.
— Нет, — честно признаюсь я. — Но я заплатила за билет на этом сумасшедшем поезде, так что должна посмотреть, куда он меня привезет.
Утренние занятия тянутся целую вечность, чему не способствуют шепотки и тычки пальцами, которые следуют за мной повсюду. У меня одно занятие с Трентом и Дрю, а у сплетников выходной, так как мы все намеренно игнорируем друг друга. На экране телефона появляется очередное сообщение с извинениями от Дрю, на которое я не отвечаю.
Я знаю, что он делает это для меня.
Но я не знаю, то ли это просто попытка вернуть мое расположение, то ли он действительно делает то, что нужно, в интересах моей безопасности.
Дрю предстоит пройти долгий путь, чтобы доказать мне свою преданность.
Это единственное, что я знаю наверняка.
Обед — это весело. Нет.
Разделение между старой элитой полностью нарушило баланс сил.
Мы с Чарли сидим за столом новой элиты, к нам присоединились некоторые члены внутреннего круга, но большинство встало на сторону Трента и Дрю, что меня не удивляет. Чед садится рядом со мной, и я сжимаю его руку, едва вздрагивая от пинка, который Кэм дает мне под столом.
— Я действительно ценю твою поддержку, — говорю я. — Знаю, что это было нелегко.
Чед был одним из самых преданных приспешников Трента на протяжении многих лет.
— Он облегчил мне задачу, — говорит он, бросая непристойный взгляд в сторону Трента. — В ту минуту, как он прикоснулся к тебе без разрешения, он потерял мою преданность.
Никто, кроме новой и старой элиты, не знает точно, что произошло в прошлое воскресенье вечером, но в понедельник в кафетерии я сказала достаточно, чтобы они поняли суть.
Не то чтобы это вызвало большую симпатию ко мне или ослабило женский интерес к моему бывшему жениху.
На случай, если есть какие-то сомнения, я вернула Трэнту ужасное обручальное кольцо в конверте, который Чарли отдал тому после первого урока. Дрю забрал его из моей спальни, когда собирал вещи. Слухи быстро распространились, и теперь у девушек идет пена изо рта от перспективы занять мое место. Это почти заставляет меня потерять веру в женскую солидарность.
Джейн выглядит несчастной, сидя рядом с Дрю и ковыряясь в салате, и я ненавижу, что она попала под перекрестный огонь. Это первый раз, когда она по-настоящему чувствует, каково это-быть частью этой жизни.
Когда у тебя отняли возможность выбора.
Быть вынужденным делать то, чего не хочешь.
Я никогда не хотела, чтобы она испытала это, но это неизбежно.
Я иду в туалет после обеда, когда кто-то дергает меня за руку и втягивает в пустой класс. Только я собираюсь закричать, как мне зажимают рот ладонью, и теплое дыхание Кэма обдувает мое ухо.
— Это я.
— Какого черта?! — вырываюсь из его хватки и толкаю в грудь. — Ты пытаешься довести меня до инфаркта?
— Прости, — бормочет Кэм, но в голосе нет ни капли искренности и сожаления, когда он трется носом о мою шею. — Мне нужно было увидеть тебя.
— Почему? — я мгновенно настораживаюсь и пытаюсь разглядеть в правду в его глазах. — Что-то случилось?
— Мне просто нужно было это сделать, — говорит он и прижимается поцелуем к моим губам.
Он наслаждается им, когда запирает дверь и опускает жалюзи. Затем он разворачивает нас, прижимая меня к стене, и я таю в его объятиях. Кэм прижимается ко мне бедрами, вырывая тем самым из меня стон, пока мы пожираем друг друга губами и языками. Он целует меня так, словно никогда не верил, что сможет сделать это снова, и у меня едва хватает времени, чтобы набрать воздуха в легкие, но я не жалуюсь.
Целовать его — это то, от чего я никогда не устану.
Кэм поцелуями перемещается от моего рта к уху, и покусывает мочку, когда хватает одну ногу, закидывая ее на свое бедро и обнимая меня за талию. Звезды взрываются у меня перед глазами, и я хватаю его за нижнюю часть рубашки, вытаскивая ее из брюк, чтобы скользнуть руками под нее.
Ощущая теплую кожу под пальцами, я медленно продвигаюсь вверх по спине, и он вздрагивает от моего прикосновения, проводя губами вниз по шее, расстегивая мою рубашку, чтобы он мог поцеловать ключицу. Я прижимаюсь к нему, когда пульсация между ног становится все более настойчивой.
У меня перехватывает дыхание, когда Кэм скользит рукой мне под юбку, медленно танцуя пальцами по бедру, и вскрикиваю, когда его рука касается моих влажных трусиков.
— Тебе все еще больно? — шепчет он мне на ухо.
— Нет. Все хорошо. — Я тяжело дышу.
Он поднимает голову, соблазнительный взгляд целиком поглощает меня, а губы блестят от наших горячих поцелуев.
— Хочу, чтобы ты кончила.
Я с энтузиазмом качаю головой, и уголки его губ приподнимаются. Его рот снова опускается на мой, в то же время Кэм сдвигает мои трусики в сторону, просовывая один палец внутрь меня.
— Черт, детка. Ты такая мокрая.
— Еще. Быстрее, — требую я, бесстыдно оседлав палец.
Он вставляет второй палец и двигает им вверх и вниз внутри меня, в то время как большим пальцем рисует круги на чувствительном клиторе. Я закусываю губу, сдерживая стоны, когда толкаюсь в его руку, тяжело дыша.
Давление нарастает, все усиливаясь и усиливаясь, и когда Кэм сгибает пальцы внутри меня, ударяя по точке G, а большим пальцем давит на клитор, я взрываюсь в красочном взрыве ощущений, мои конечности обмякают, когда самые удивительные волны удовольствия быстро накатывают на меня. Он продолжает двигать пальцами, пока я не падаю на него, удовлетворенная и безумно счастливая.
Медленно Кэм вынимает пальцы и, поднеся их ко рту, медленно облизывает.
Это одна из самых горячих вещей, которые я когда-либо видела, и у меня пересохло во рту, а трусики — полная противоположность. Это чертовски грязно, и мне хочется забраться на его тело, как обезьянке.
— Я мог бы пристраститься к этому вкусу, — мурлычет он, его голос сочится похотью.
Я провожу рукой по промежутку между нашими телами, обхватывая стояк.
— Хочу попробовать тебя на вкус, — говорю я, присаживаясь на корточки, но Кэм останавливает меня, поднимает обратно и обнимает за талию.
— Обязательно воспользуюсь твоим предложением, но в другой раз. — Он целует меня так нежно, что мне хочется плакать. — Мы уже опаздываем.
Кэм шлепает меня по заднице, когда я выскальзываю из комнаты первой, и коварный смех преследует меня всю дорогу до класса.