Я стону в его объятиях, и жар заливает мою киску. Жар и острая сладкая боль. Я упираюсь одной рукой в приборную панель, а другой в крышу машины и прерывисто дышу. Я хочу прикоснуться к Лазу и узнать, так ли хороши его мускулы, как выглядят, но я не осмеливаюсь прикоснуться к нему, потому что знаю, что он это сделает. Он будет чувствовать себя лучше, чем я когда-либо чувствовала раньше, и я не смогу его отпустить.
Он не твой , отчаянно напоминаю я себе.
Не трогай его, потому что он не твой .
— Как зовут этого парня? — уговаривающе бормочет он, проводя своим мягким языком по моим соскам. — Тот, кто сделал снимок. Я не буду делать ничего сумасшедшего. Я просто заставлю его удалить фото. Ты этого хочешь, не так ли, Бэмби?
Боже мой, я могу кончить только от его языка на моих сиськах. Мой пульс бешено колотится, и я прижимаю потную руку к приборной панели, пытаясь думать. Он действительно не сделает ничего безумного? Но все, что делает Лаз, безумно, включая то, что он делает со мной прямо сейчас. — Я тебе не доверяю.
Он берет сосок в рот и сосет меня. Жестко. — Кто, я?
О, блядь .
— Ты женился на моей маме четыре недели назад, а теперь ты…. теперь ты.
Я чувствую, как он улыбается моей чувствительной плоти. — Сейчас я получаю самое большое удовольствие за последние годы. Я живу под одной крышей с возбужденной маленькой сучкой, которая жаждала моего члена в тот момент, когда я встретил ее. У нее самые красивые глаза, которые я когда-либо видел, и звук ее стонов моего имени, пока я трахаю ее сладкую киску, — это все, что я хочу на Рождество.
Он медленными поцелуями целует меня в шею, и, как похотливая маленькая сучка, которой он меня называет, я обнажаю для него горло. Я не хотела его в первый момент, когда я увидел его. Я была просто гиперактивна в тот момент, когда он вошел в комнату со своей ухмылкой и такими мускулами. Я уловила энергию этого большого члена, как будто моя киска внезапно превратилась в чертов радар. Чем больше я пыталась игнорировать его, тем яростнее он вторгался в мои мысли.
Теперь мы в его машине, и мои сиськи в его больших теплых руках, пока он целует меня в горло. Как, черт возьми, это произошло?
Лаз отстраняется, и наши лица оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Шрам в уголке его рта манит меня поцеловать его, в то время как остальной мир кажется мне очень далеким.
— Скажи мне, Бэмби, — бормочет Лаз, дразня мои губы, но не касаясь их своими. — Скажи мне, кто тебя обидел, и тебе больше никогда не придется о нем беспокоиться.
— Тебя волнует, что какой-то мальчик мучает меня, когда мучить меня — твое любимое занятие?
Злая улыбка касается его губ. — Я не мучаю тебя. Это прелюдия.
Он смотрит поверх наших голов на мою ладонь, прижатую к крыше его машины.
— Почему ты не прикасаешься ко мне?
Я не хочу знать, что он чувствует. Я не хочу снова и снова воспроизводить ощущение его под своими руками, пока я лежу в своей постели в темноте, яростно потирая свой клитор.
Лаз заправляет прядь моих волос за ухо. —
Бэмби, не смотри так испуганно. Я болтливая сволочь, но я не собираюсь бежать и никому об этом рассказывать. Ты думаешь, я хочу навлечь на себя гнев Бьянки, сказав им, что я балуюсь со своей падчерицей?
Он улыбается шире, его белые блестящие клыки сверкают. — Так прикоснись ко мне.
Неа. Это ловушка. Он касается моего тела. Я касаюсь его. Он целует меня. Следующее, что я помню, это то, что я сижу на заднем сиденье его машины, а он выбивает из меня живые нотки. Еще одно ужасное решение.
Я тяжело сглатываю. — Давай просто пойдем домой.
Лаз берет пригоршню моей футболки, стаскивает ее вниз и осторожно надевает обратно на ребра. Он откидывается на спинку кресла, и, наконец, я снова могу дышать. — Нет, пока ты не дашь мне это имя.
Мир устремляется назад. Ебена мать. Как он так распоряжается сто десятью процентами моего внимания?
— Не беспокойся об этом. Мне уже все равно.
Выражение Лаз темнеет.
— У тебя на щеке красная отметина, Бэмби. Я чертовски в ярости. Либо мы идем домой, и я надеру твою маму за то, что она его туда положила, либо ты позволишь мне выплеснуть все это на ублюдка, который вообще устроил все это дерьмо.
Мое сердце сжимается от тоски. Внезапно мне стало все равно, искренен он или нет. Лаз хочет защитить меня. Я жажду узнать, каково это впервые в жизни.
Я поднимаю кулак и показываю ему красный синяк на костяшках пальцев. — Но я уже хорошо его накормил.
Лаз берет меня за руку и целует метку. — Ты так хорошо с ним разобрался. Но позволь мне прикончить его для тебя. Не волнуйся, я не убью его. Я только ударю его достаточно сильно, чтобы дать ему синяк под глазом. Сглаживать школьных расточителей не очень весело.