Мои шаги спотыкаются на тротуаре. Он знает, что я стриптизерша? Или он знает обо мне и Лазе? Как? Я имею в виду, что Лаз привлекал к нам достаточно внимания в клубе, пытаясь стащить меня со сцены, а затем вытащить через плечо, но я не думаю, что кто-то из школы был там в это время.
Трент заметил выражение моего лица, и его лицо засияло. «Значит, это правда. Я слышал, что ходит даже фотография, но я никак не могу ее достать».
Это, вероятно, означает, что это не ходит, просто история о том, что была фотография. Если бы фото было в обращении, я бы его уже увидел.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
Трент ухмыляется, проводя время своей жизни за мой счет. — Ты уверена? Я слышал, что Миа Бьянки знает, как работать с каждым столбом в городе.
Он сжимает кулак у своего лица и прижимает язык к щеке, имитируя минет, как будто его двойной смысл уже не был очевиден.
Рядом с нами останавливается черная машина и едет со скоростью пешехода. Я не вижу водителя, но татуированная рука с серебряными кольцами сжимает рычаг переключения передач.
Трент продолжает издеваться надо мной. — Да ладно, сколько за танец? Двадцать? Десять? Я слышал, что эта киска дешевеет.
Двигатель глохнет. Хлопает дверь. Огромный злой мужчина, одетый в черное, с горящими зелеными глазами подкрадывается прямо к Тренту, хватает его за горло и швыряет о ближайшую кирпичную стену.
Голосом, горящим адским пламенем, Лаз кипит: — Что, черт возьми, ты только что ей сказал?
Трент слишком потрясен, чтобы ответить огромному сердитому мужчине, внезапно возвышающемуся над ним. Это, или он не может говорить, потому что Лаз так сильно сжимает его горло.
Я хватаю другую руку Лаза, прежде чем он успевает ударить Трента кулаком по лицу. — Лаз, достаточно. Отпусти его.
Но Лаз меня не слышит. Или не будет.
— Слушай, ты, жалкая капля спермы. Распространи это по твоей школе. Если кто-нибудь, кто-нибудь , хотя бы искоса посмотрит на Мию, не говоря уже о том, чтобы извергнуть на нее грязь, которая только что вышла из твоего рта, я лично разберу их на части.
Покрасневший от крови, которую Лаз выдавливает ему в череп, и дрожа от страха, Трент быстро кивает.
— Лаз, пожалуйста, отпусти его. Он не может дышать». Лаз на голову и плечи выше Трента и вдвое шире. Может быть, Трент и заслуживает одного последствия в своей несчастной жизни, но не такого.
Он смотрит на меня, потом снова на Трента. — Тебе повезло, что Миа здесь, иначе я сломал бы тебе зубы. Скажи спасибо, Миа .
Трент хрипит что-то похожее на «Спасибо, Миа», но трудно сказать.
Лаз не выглядит удовлетворенным, но отпускает. Трент сгибается пополам, борясь за дыхание. Он уронил свой рюкзак, и Лаз ударил его по улице одним сильным ударом.
— А теперь отъебись.
Так быстро, как только может, Трент карабкается за своей сумкой и уносит ее прочь.
Я поворачиваюсь к Лазу, раздраженно качая головой. — Лаз, он просто хулиган. Он не имеет значения. Тебе не нужно было так пугать его.
— Он просто хулиган? Или он мужчина, который думает, что ему не нужно относиться к женщинам с уважением?
У меня нет ответа на это. Я не думаю, что когда-либо слышал из уст Трента хоть одну приличную вещь о женщине. Это одна из причин, по которой я не хотела с ним встречаться.
Лаз возвращается к своему Camaro. — Я так и думал. Забирайся в машину.
— Что ты вообще здесь делаешь?
Лаз хватается за открытую дверцу машины, выражение его лица меняется с гневного на обеспокоенное. — Изабель попала в аварию. Она в больнице.
Что бы я ни думала, Лаз собирался сказать, это было не то. На мгновение я не могу дышать, и все мое тело замирает. Моя сестра. В больнице. Эти слова не принадлежат друг другу.
— Я больше ничего не знаю. Давай, твоя мама уже там.
Мы едем молча. В какой-то момент Лаз тянется к моей руке, но меня так тошнит от беспокойства, что я отстраняюсь.
Спрашиваю на рецепции, где моя сестра, и дежурный сотрудник направляет меня на третий этаж.
Я слышу, как мама всхлипывает, когда мы выходим из лифта и еще до того, как проходим через двойные двери в палату. Я наполовину иду, наполовину бегу по коридору, опасаясь того, что найду, когда доберусь до комнаты Изабель.
Злой голос прерывает плач прежде, чем я успеваю до него дотянуться. — Ради бога, мама! Это всего лишь сломанная нога и сломанный нос.
Голос Изабель звучал сильно, живо и раздраженно. Я с облегчением сгибаюсь, и Лаз обнимает меня за талию, чтобы поддержать.
— Спасибо, блядь, — бормочет он себе под нос.
Я кратко поглаживаю его грудь в знак благодарности и отстраняюсь от него, осознавая даже в этой ситуации, что не хочу, чтобы кто-нибудь из моей семьи видел, как мы прикасаемся друг к другу. Его руки оставляют на моем теле раскаленные следы, которые могу видеть только я.