Я стону, отступая на шаг, когда вижу Шона. Самого придурковатого, диктаторского охранника из всех. Он придурок ко мне и даже к Коннору. Я даже видела, как он наглел с Джеком. Но больше всего он ненавидит меня, и я не знаю, из-за того ли, что я женщина, или потому что он видит тьму в моей душе.
В любом случае, я ненавижу его тоже.
Я так чертовски сильно его ненавижу.
— Уйди с дороги, Шон, — рычу я.
Он даже не шевелится. Его лицо — мраморная маска, ни малейшего движения. Лишь скрещенные на груди руки и крепко расставленные ноги. Его голубой костюм будто трещит по швам, но на нем нет ни единой складки. Даже ботинки отполированы до зеркального блеска.
Этому дому и всем его обитателям не помешало бы побывать в «Инферно». Гарантирую — ни один не выйдет живым.
— Я тебя изобью, — предупреждаю я, не отрывая от него взгляда.
Его глаз дергается, но больше никаких реакций.
— Ты не представляешь, кто я такая. Я укладывала мужиков вдвое больше тебя, заставляла их рыдать, пока они истекали кровью подо мной. Хочешь проверить? Узнать, выдержишь ли ты?
Он здоровый. Очень здоровый. Я немного сомневаюсь, стоит ли мне с ним связываться в моем нынешнем состоянии, но... я попробую. Я сделаю что угодно, чтобы прорваться. Чтобы быть свободной.
Он рычит.
— Я могу убить тебя, если хочешь. Выбор за тобой, здоровяк. Но советую отойти, если не хочешь узнать, на что я способна.
Он отступает на шаг. У меня глаза расширяются — я не верю, что он собирается меня отпустить. Но тут его руки уходят за спину, и появляется блестящий хромированный пистолет. Снятие с предохранителя, щелчок затвора — звук пули, готовой сорваться с места. Ствол упирается мне в лоб.
Холодный, до дрожи.
— Если хочешь проверить меня, гарантирую: дырка в твоей башке появится быстрее, чем ты сделаешь шаг. Но можешь попробовать. А если нет, советую вернуться в свою комнату и закрыть дверь. Давай притворимся, что этого момента никогда не было.
Я сжимаю зубы, так сильно желая проверить его, но понимаю, что он говорит правду. Ему наплевать на меня. Ему все равно, убьет он меня или нет. Уверена, он хочет моей смерти куда больше, чем моего существования.
Я поднимаю руку, обхватываю пальцами пистолет и отвожу его от своего лба.
— Мужчина, который прячется за оружием, — это не мужчина, — бросаю я, глядя ему прямо в глаза. — Ты выиграл на этот раз, здоровяк. Но однажды я буду стоять над тобой, а твои внутренности будут растекаться по полу. Вот тогда посмотрим, кто из нас победитель.
Сделав шаг назад, я резко захлопываю дверь у него перед носом.
Мои конечности дрожат, когда я отхожу от двери, пот капает с подмышек и стекает по бокам.
Черт, он правда чуть не пристрелил меня.
Я уже несколько раз ускользала от смерти, но не знаю, сколько попыток у меня еще осталось.
Я распускаю волосы, встряхивая головой, и иду к балкону. Дверь уже открыта, хотя ветерок едва освежает мою горячую кожу. Я прохожу через комнату и полностью открываю дверь, выходя на улицу. На заднем дворе работает садовник с секатором, тщательно подстригая каждый куст. Я наблюдаю за ним некоторое время, сжимая перила руками, завидуя его свободе. Только когда ветерок коснулся моих бедер, я наконец-то посмотрела вниз.
Черт, я все еще в нижнем белье.
Я чуть не рванула на свободу без лифчика, в майке и трусах. У меня нет ни плана, ни места, куда идти, я в городе, который мне совсем незнаком. Но все это не имеет значения.
Я просто хочу вырваться из этого ада. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Даже если мне придется влачить жалкое, несчастное существование — по крайней мере, я буду свободна.
Не знаю, сколько времени я провожу на балконе. Может, секунды, может, минуты, но кажется, что часы. Я наблюдаю, как рабочий заканчивает с кустами, другой выходит поливать сад, третий очищает фонтан, а четвертый подстригает газон. Я смотрю на них, представляя, что я — один из них, лишь бы не погрязнуть в жалости к себе.
Да, я понимаю, что жалкая. Но если большую часть жизни ты мечтаешь о свободе, а вместо этого переходишь из одной тюрьмы в другую, поневоле задаешься вопросом: когда же это все закончится?
Мои костяшки белеют, когда я сильнее сжимаю перила, пока ладони не начинают ныть, а кожа не покрывается липким потом. Я запрокидываю голову, вдыхая свежий воздух без единого облачка. Он пахнет скошенной травой, с легкой примесью города, который отсюда всего в нескольких милях.
Как бы я хотела быть где угодно, только не здесь.
Я могла бы спрыгнуть с балкона. Перелезть через перила и броситься бежать. Но я знаю, что наверняка сломаю ногу, а то и обе. Я не уйду целой, и тогда мне уже не вырваться. Прыгать — не вариант.
Мой взгляд падает на дерево слева. Вспоминаю, как сбегала из дома тети и дяди всего несколько месяцев назад. Я могла бы попытаться допрыгнуть до ветки. Но это далеко. Если получится, меня могут поймать. Если нет, я упаду, покалечусь и все равно окажусь пойманной.
Да, это тоже не сработает.
Звук хруста гравия заставляет меня поднять голову. Я подхожу к краю балкона, заглядывая за угол дома. Черный внедорожник останавливается у подъезда.
Черт. Коннор вернулся.
— Черт возьми, — выдыхаю я, закатывая глаза.
Надеюсь, Шон не расскажет Коннору о нашем инциденте. А может, пусть расскажет. Может, это его отвратит. Или разозлит настолько, что он выместит злость на мне.
Меня пробирает дрожь. Пот на теле высыхает, оставляя за собой холодок и мурашки. Я разворачиваюсь, собираясь вернуться внутрь и сделать вид, что чем-то занята, как вдруг в поле зрения мелькает что-то, хлопающее на ветру.
Что?
Я наклоняю голову набок, заметив ленту, которая лениво покачивается на нижнем стержне балкона. Она привязана настолько слабо, что выглядит почти небрежно. Я приседаю, кончиками пальцев касаюсь мягкого шелка, потом хватаюсь за конец и аккуратно развязываю бант.
Что это?
Я выпрямляюсь, пропуская через пальцы пурпурную ткань, гладкую и нежную. Как она сюда попала? Кто-то явно оставил ее специально, будто хотел, чтобы я ее нашла. Но эта лента мне незнакома. Я никогда раньше ничего подобного не видела.
Неужели это…?
Сердце пропускает один удар, потом другой, третий. Я подношу ткань к носу, вдыхая аромат — древесный, с примесью сигар и кожи.
Рука рефлекторно тянется к перилам, и я хватаюсь за них, пока весь мой разум заполняет одно имя. Кайлиан.
Нет. Нет, это невозможно.
Или возможно?
Моя голова дергается, я смотрю по сторонам, тело почти нависает над перилами в отчаянной попытке что-то разглядеть. Взгляд мечется, надеясь хоть на мимолетный силуэт, на знак, что он где-то здесь. Что он идет за мной. Что он все еще хочет меня.
Моя рука сжимает горло, и я с трудом глотаю, стараясь унять безумный ритм своего сердца. Последнее, что мне нужно, — чтобы Коннор зашел сюда и застал меня в этом состоянии. Он сразу все поймет. Увидит ленту, отнимет ее, а меня запрут еще сильнее. Любая надежда на встречу с Кайлианом, если это действительно он, будет уничтожена.
Это он? Он жив?
Может, это Габриэль или Маттео? Ария — точно нет. Ей бы никто не позволил подбираться так близко к владениям О’Клэр. Но я не представляю, чтобы Габриэль или Маттео сделали такое ради меня.
Единственный, кого я могу представить настолько дерзким, решительным, и одновременно трогательно внимательным, — это Кайлиан.
Это должен быть он.
Глаза становятся влажными, и я выдыхаю, чувствуя, как горячие слезы бегут по щекам. Кажется, внутри меня расцветают огромные цветы, наполняя меня до краев, будто электричеством пробивая каждый нерв. Пальцы покалывает, колени становятся ватными, а на лице расползается ликующее выражение, которое я не могу остановить.