Где я?
Где все?
Рэйвен? Рэйвен!
— Кайлиан! Где ты, черт возьми?! — Этот голос принадлежит Габриэлю. Брат кричит, но в его хриплом тоне я слышу отчаяние. А еще плач — громкий, прерывистый. Кажется, это Ария.
Я чувствую, что их голоса становятся ближе. Они как путеводный маяк в этом холодном, черном мире. Я хочу к ним. Мне нужно к ним. Но внезапно ледяные воды океана снова проникают в мои кости, как сотни ледяных кинжалов, и тьма забирает меня вновь.
***
— Я держу тебя. Слышишь? Я держу тебя. Кайлиан! Очнись! — Меня бьют по лицу. Резко, больно, так, что разум кричит от боли, но из горла не выходит ни звука.
Я здесь. Прекрати, черт возьми, бить меня.
— Он не дышит, Дрого. Сделай что-нибудь! — Это голос матери. Ее дрожащий тон пронзает меня, как удар хлыста.
Я здесь, мам. Здесь!
— Уйдите с дороги! — визжит она, а я слышу шум возни, затем низкий рык отца.
— Уведите мать отсюда. Я сам приведу его в чувство, — бросает отец так твердо, что в его голосе звучит почти звериное рычание.
Что происходит?
— Но, папа... Он... он мертв, — голос Маттео ломается, как треск сухого дерева. Эти слова вонзаются мне прямо в душу. Что?
— Он не мертв! — Отец рычит так свирепо, что его ярость пронзает даже мой бесчувственный разум.
Я хочу закричать: какого черта тут творится?! Но тело будто парализовано. Я не могу шевельнуться, не могу открыть рот.
Они продолжают говорить, шепотом и сдавленными, хриплыми голосами, но мне не удается зацепиться за их слова. Все звучит, как помехи — приглушенное, хаотичное, бессмысленное.
Мое сознание бьется, мечется в панике. Я хочу вырваться из этой чертовой пустоты, прикоснуться хоть к кому-нибудь, удержаться, почувствовать их тепло... Но попытки тщетны.
Тьма подбирается слишком быстро, как хищник, и поглощает меня еще до того, как я успеваю найти точку опоры.
***
Мои глаза с трудом открываются, свет режет, как наждачная бумага, и боль пронзает лоб. Я пытаюсь поднять руку, но чувствую сопротивление. Брови нахмуриваются, и я смотрю вниз.
Что?
Я подключен к куче машин, постоянный «пип-пип» напоминает мне, что я жив.
Я черт возьми жив.
Я осматриваю свое тело, убеждаясь, что оно в целости и сохранности, а не в десяти частях. Моя грудь голая, на коже — куча проводов и пластырей, и я с трудом могу сосредоточиться на чем-то одном. На мне только спортивные штаны, а ноги голые. Я чувствую себя слабым, искушенным, опустошенным. Вкусовые и обонятельные ощущения сводятся к солевому раствору.
Но я в своей комнате. Я дома.
Как я сюда попал?
Я пытаюсь сесть, но острая боль пронзает мою грудь, и я ахаю, падая спиной на матрас. Я отбрасываю провода в сторону и замечаю два квадратных пятна на своем обнаженном торсе. Я стискиваю зубы, зарывая пальцы под зудящую ткань. Я отрываю ленту, и мои глаза расширяются, когда они встречаются с двумя пулевыми ранениями, аккуратно зашитыми идеальными стежками.
Черт. Меня подстрелили.
Рэйвен.
Рэйвен.
РЭЙВЕН.
Где она?
Монитор рядом начинает пищать быстрее, как если бы что-то шло не так. Я хватаю за простыню, чувствуя, как паника охватывает каждую клеточку тела. Я смотрю на монитор, а мой пульс растет, пока не становится красным, словно сигнал тревоги — я не выдержу. Он превышает сто, потом сто десять, сто двадцать, сто тридцать...
Шаги звучат по коридору, и перед тем, как я успеваю что-либо осознать, моя мама и отец вбегают в комнату, их глаза полны ужаса. Когда они видят меня живым, они останавливаются. Мама кладет руку на грудь, словно ее лишили дыхания.
— Ты очнулся! — Она подбегает ко мне, ее рука ложится на мое быстро бьющееся сердце. — Ты очнулся, — шепчет она.
Отец выглядит растерянным, он подходит ко мне.
— Что не так? — Он трясет машину, даже не осознавая, что я на грани инфаркта.
— Рэйвен, — я еле произношу слова, мои горло и язык сухие, а дыхание сбито. — Мне нужна Рэйвен, — стону я.
Шум шагов, и в комнату влетает Роско. Он виляет хвостом и прыгает ко мне на кровать, его теплое дыхание касается моего лица. Я отталкиваю его, когда боль снова накатывает.
— Роско, вниз! — командует отец. — Я держал его подальше, чтобы он не причинял тебе больше боли.
Я фыркаю. Не хочу, чтобы его убирали. Я хочу, чтобы он был рядом. Всегда.
Но сейчас я не думаю о нем. Я думаю о ней. Мне нужна Рэйвен.
— Рэйвен, — умоляю я. — Пожалуйста...
Мама сжимает брови, а отец берет меня за руку и крепко ее сжимает.
— Сын... — его голос глушит мое сердце, заставляя его остановиться, воздух в комнате исчезает. Я не могу дышать, не могу думать. Мои глаза расширяются, и я вырываю руку.
— Нет, — резко говорю я. — Не говори этого.
Я едва могу произнести слова, мое сердце разрывается на части. Моя душа не выдерживает, и я сильнее сжимаю простыню. Мое тело готово взорваться.
— Пожалуйста, не говори этого, — я поворачиваю голову в сторону, в носу горит от эмоций.
Я люблю ее.
Я никогда не любил никого. Люблю ли я свою семью? Возможно, да. Это другой вид привязанности, данный с рождения.
Люблю ли я Роско? Конечно. Он — мой спутник, и мне не нужно от него ничего, кроме его компании. Он не просит от меня больше, чем я ему даю.
Но Рэйвен? Я люблю ее больше, чем смерть. Больше, чем убийства. Я бы протянул ей свои окровавленные руки, попросил бы ее очистить их. Я бы отдал ей свое любимое лезвие и попросил бы ее вонзить его в мое сердце, прежде чем позволить ей страдать. Она дает мне силы, и я даю ей силы, которых она даже не знала, что у нее нет. Она — все.
И она... что… ушла?
Мертва?
Удушливый стон вырывается из груди, а машина рядом продолжает пищать, превращаясь в визг тревоги. Мой конец близок — я это чувствую. Все кончено.
Мама прижимает руки к моей голой груди, прямо к сердцу. Ее ладони теплые, но голос строгий:
— Если ты успокоишься, мы сможем поговорить. Но только тогда.
Я резко поворачиваю голову к ней, мои зубы скрипят, а голос рычит.
— Не смей говорить, что она мертва, — ядовито шиплю я. — Не говори этого! Я не хочу знать.
Шок ударяет меня волной, глаза мутнеют. Я утыкаюсь лицом в подушку, быстро вытирая влагу, пока никто не успел ее заметить.
— Не говорите мне, что она мертва, — выдыхаю я с болью, а машина рядом медленно начинает возвращаться к нормальному ритму. Я не могу это вынести.
Не могу быть без нее.
Когда звук приборов приходит в норму, мама убирает руки с моей груди.
— Рэйвен не мертва, Кайлиан, — произносит отец ровным, но тяжелым тоном. — По крайней мере, насколько мне известно.
Я поворачиваю голову к нему, прищуриваю глаза.
— Где она? — спрашиваю я, взгляд скользит к двери. Если бы она была здесь, она бы не ушла. Она бы сидела рядом, как это сделал бы я.
— Она у О’Клэр, Кайлиан, — медленно отвечает отец. — Ты совсем ничего не помнишь о той ночи? Она убила невесту Коннора. Предложила себя взамен. Она выходит за него замуж.
Воздух вырывается из легких, и машина снова начинает истерично пищать. Во рту горько, а запах антисептика заполняет нос, когда я делаю глубокий вдох, который ничего не дает. Я не могу.
Это не может быть правдой.
Но это так: воспоминания начинают всплывать кусочками. Я помню. Все.
Она убила Салли. С удовольствием. И не то чтобы я жалею о ее смерти, но это был безрассудный шаг.
Но это Рэйвен. Она всегда как зажженный фитиль — все равно, что ее окружает. Она неконтролируема, и именно это меня в ней привлекает. Моя Крошка Кроу. Моя Рэйвен. Всегда готова взлететь. Я никогда не мог ее удержать, как бы сильно ни старался. Ее стремление к свободе разрушило нас.