— Что ты задумал? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Не смей ко мне подходить.
Он не останавливается, пока его носки не касаются моих, возвышаясь надо мной, но все равно не внушая того трепета, который способен внушить Кайлиан. Коннор не урод. Он привлекателен, куда сильнее, чем большинство мужчин. Но мне он не нужен. Этот человек — монстр, но не из породы Кайлиана. Он — чертово проклятие, пустая трата жизни.
Он сжимает зубы, лезет в карман и достает клочок бумаги, покрытый кровавыми отпечатками пальцев.
— А это? — рычит он.
Я едва разбираю слова на листке: чернила расплылись от крови, превращая текст в размазанные пятна и кляксы. Но из того, что еще можно разобрать, я мгновенно узнаю почерк.
Кайлиан.
О, это та самая записка от убитого охранника, который валяется у двери. Коннор, должно быть, забрал ее у меня, пока я была без сознания. Уже по виду понятно, что это. Предупреждение. Обещание.
Я наклоняюсь вперед, прищуриваясь, чтобы прочитать слова.
«Ты украл ее у меня. Сколько твоих людей я успею убить, прежде чем доберусь до тебя?»
— Ты понимаешь, как просто мне закончить все это? — тихо говорит он, его голос капает ядом. — У меня два варианта. Я могу вернуть тебя Морелли и жить как хочу. Или…
Его рука резко выбрасывается вперед, хватая мою травмированную руку. Его пальцы обхватывают ее как стальные тиски, безжалостно стягивая мое запястье. Я пытаюсь выдернуть руку, но он держит слишком крепко. Его другая рука выныривает из-за спины, и я замираю, увидев в ней плоскогубцы.
— Нет! Черт, нет! — кричу я, дергаясь изо всех сил, чувствуя, как сустав в запястье вот-вот выскочит из своего места.
Он вертит плоскогубцами вокруг моего пальца, на его лице появляется презрительная ухмылка, когда он зажимает их по обе стороны пальца. Мой мизинец начинает невыносимо болеть и пульсировать, когда давление усиливается. Я открываю рот от ужаса, когда кожа белеет, прежде чем приобрести ужасный красный оттенок. Я хочу вырвать руку, но едва могу пошевелиться, когда его белые зубы сверкают передо мной с жестокой улыбкой.
Щелк.
Кровь струится по моему запястью, пропитывая белую марлю, уже закрывающую мою ладонь, когда я издаю мучительный вопль. Мой мизинец отделяется от руки, и все, что я вижу, — это обнаженная плоть и кость. Меня начинает тошнить, кружится голова, ноги подкашиваются, и я падаю на колени, кровь заливает мое запястье. Я не могу ясно видеть, мир вокруг начинает вращаться.
— Или… Как ты думаешь, как Кайлиан Морелли отреагирует на твой мизинец, поданный на серебряном блюде? Я скажу тебе прямо сейчас — у меня есть предположение. И я почти уверен, что он шагнет прямо в мою ловушку.
Он отпускает мое запястье, и я падаю на колени, моя рука и предплечье немеют, но боль все еще невыносима. Его пальцы скользят по моей голове, пока не касаются затылка. Я дрожу, отворачиваясь от него, мое тело превращается в лед. Лента ослабевает на моей шее, и я стону, когда чувствую, как он снимает шелк с моей кожи.
Я извиваюсь на полу, слезы катятся по щекам, падают на ковер, смешиваясь с кровью, пропитывая волокна подо мной. Слезы, рожденные яростью, не перестают течь, пропитывая мое лицо.
Он пытается убить Кайлиана.
Эта мысль воспламеняет меня, заставляет бешено кипеть.
Я схожу с ума, я это чувствую. Единственное, на что я надеюсь — чтобы момент моего безумия настиг меня рядом с Коннором.
***
Я лежу, не в силах сомкнуть глаз. Сон обычно приходит ко мне легко: эта кровать — словно облако, обволакивающее мое тело. Но сегодня, с Коннором рядом, я не могу даже почувствовать усталость. Мы не сказали друг другу ни слова до самого вечера. Он ушел куда-то, вернувшись уже затемно, пропахший виски, табачным дымом и дорогими духами. Надеюсь, он нашел себе женщину на ночь. Надеюсь, это удержит его подальше от меня.
Бормоча что-то ненавистное в мой адрес, он неуклюже разделся и завалился в постель, мгновенно погружаясь в глубокий сон, громко храпя рядом со мной.
Я ждала. И продолжала ждать, чтобы убедиться. Убедиться, что он не притворяется, проверяя, что я собираюсь сделать. Но никто не смог бы так искусно изобразить ту степень опьянения, в которой он пребывал.
Я сжимаю здоровую руку в кулак, едва сдерживая стон. Боль в другой руке по-прежнему невыносима при каждом движении. Ранее я перемотала ее бинтами из аптечки, найденной в ванной. Этим малым мне удалось обработать рану и остановить кровотечение. Мириться с такой болью, когда я нахожусь на грани безумия, почти невозможно, но у меня нет выбора.
Я больше не та Рэйвен, которая попала сюда. Я отказываюсь быть слабой. Черт возьми, я не сломаюсь перед этими мужчинами. Ни перед одним из них. Я буду бороться. Я буду тренироваться. А когда придет время, я сделаю все, что смогу, чтобы выжить. Ради Кайлиана, Арии и всей семьи Морелли.
Но больше всего я буду сражаться ради себя. Я не позволю себе быть той девчонкой, которой сделал меня Броуди. Он хотел этого. Хотел сломать мои крылья. Хотел держать меня в своей клетке. И он преуспел. На какое-то время.
Да, я упала. Я была разбита. Но больше никогда. Даже если мне придется сделать это в одиночку, я клянусь, что сделаю это. Кровь моих родителей, что течет во мне, — не кровь слабого человека. Она сильная, непреклонная. И я знаю, что со временем справлюсь.
Я должна.
Время пришло.
Я тихо соскальзываю с кровати и иду к дальнему концу комнаты, туда, где кровать не видно. Этот дом слишком большой даже для семьи. Он холоден, антикварен, в нем есть что-то неправильное, чуждое. Спальня по размеру как пять спален в доме моих тети и дяди. Обычно я ненавижу эту вычурность, но сейчас благодарна за ее простор. Мне нужно тренироваться, а Коннор не должен проснуться и задаться вопросом, чем я занимаюсь.
В углу комнаты я опускаюсь на руки и колени, начиная выполнять любые упражнения, которые могу сделать без снаряжения.
Отжимания. Скручивания. Выпады. Растяжка. Еще отжимания. Прыжки на месте. Все, что я могу сделать, я делаю. Пока пот не стекает с меня ручьями, а грудь не начинает хрипеть.
Черт, я совсем не в форме.
Я опускаю голову на плечи, прижимая руки к талии, и жадно хватаю ртом воздух. Мне еще так далеко до цели. Времени у меня, вероятно, всего до свадьбы, чтобы привести себя в лучшую форму.
Рука затекает, боль превращается в онемение, которое я едва ощущаю. Мои губы раскрываются в беззвучном вздохе. Я обхожу угол, бросаю взгляд на кровать — Коннор все еще спит.
Резко разворачиваюсь, тихо открываю дверь и выхожу в коридор. Мне нужны обезболивающие и вода.
Я на цыпочках пробираюсь по коридору вниз по лестнице, радуясь, что нигде не видно охранников, скрывающихся в углах. Я направляюсь на кухню, окидывая взглядом помещение. Я никогда не была здесь раньше. Все такое огромное и роскошное, будто тут живет настоящая королевская семья. Высококлассная стальная техника, кварцевые столешницы и дорогие панельные шкафы.
Я обхожу стойку, тихо открывая шкаф за шкафом.
Наконец-то.
Я достаю высокий изогнутый стакан, подхожу к холодильнику и наполняю его ледяной водой до краев. Я быстро осушаю его, тут же наливая второй.
Теперь обезболивающие.
Я брожу по кухне, открывая шкафы и ящики. Хранит ли кто-то лекарства на кухне? Я не знаю, но понятия не имею, где здесь вообще что лежит. Тетя Глория и дядя Джерри всегда держали все под замком, где мы не могли найти. Если нам что-то требовалось, приходилось просить, и нам давали только нужное количество.