Мой взгляд опускается, и я вижу открытую, белесую кожу с красными, раздраженными следами. После той ночи доктор пришел на следующий день, обработал рану, продезинфицировал ее и наложил швы. Я сразу поняла, что он знаком с семьей О’Клэр — его лицо было холодным, без тени сочувствия, когда он протыкал мою кожу иглой, сшивая все нитями. Это было невыносимо, даже больнее, чем сам момент потери пальца. Сейчас все почти зажило, как и колотая рана в ладони, но шрамы останутся и будут уродливыми напоминаниями о том, что произошло.
Кайлиан молчит, проводя пальцем по шраму. Его взгляд становится еще мрачнее, когда он тянет мою руку через плечо, рассматривая ее поближе. Его брови сдвигаются, а на лице читается бешенство. Он будто чувствует всю ту боль, что я пережила, видя эти следы.
Его палец скользит к центру моей ладони, касаясь грубой поверхности шрама, оставшегося от ножевого удара Джека. Этот шрам зажил лучше, чем на пальце, но все равно напоминает мне о времени, проведенном с О’Клэрами. Кажется, Кайлиан понимает, что произошло, просто глядя на рану. Его лицо темнеет еще больше, и я вижу, как он внутри себя составляет свою версию того ужаса, через который мне пришлось пройти.
Это действительно было ужасно.
Он резко отпускает мою руку, и она безвольно падает вдоль тела. В зеркале наши взгляды снова встречаются. Напряжение в воздухе становится почти осязаемым, как электрический разряд. Я делаю шаг вперед, упираясь руками в раковину перед собой. Это не крохотная уборная, как в фильмах, где только унитаз и крохотная раковина. Нет, это полноценная ванная комната — роскошная, как и весь остальной самолет.
— Я чувствую себя странно, — шепчу я, едва слышно.
Его голова наклоняется чуть вбок, взгляд сужается в вопросе, но он молчит.
— В груди будто огромный груз исчез. Частичка меня никогда не верила, что я смогу освободиться. Почти два месяца без тебя, вдали от дома… Я сходила с ума. И при этом не могла быть собой. Я была марионеткой для всех вокруг, и это душило. Это не было похоже на то, как я чувствовала себя у тети с дядей, где хотелось всех убить. Там я просто… разрушалась. Один день я сдавалась, а на следующий снова пыталась вырваться. Это было адским ощущением.
Я ловлю его взгляд в зеркале, наблюдая, как тени эмоций пробегают по его глазам.
— Сегодня я собиралась убить его. Прямо там, перед всей его семьей. Собиралась вонзить нож ему в шею, понимая, что, возможно, не выйду живой. Но я не хотела оставаться с ним. Я не О’Клэр. Черт, я даже не Эбботт. Я проклятая Кроу.
Я перевожу дыхание, чувствуя, как мои слова находят в нем отклик. Его глаза то светлеют, то темнеют, словно он пытается прожить каждую эмоцию вместе со мной.
— Когда ты появился, я почувствовала такое облегчение. Я не знала, увижу ли тебя снова. Но когда ты пришел, я поняла, что мне больше не нужно бояться. — Мой голос дрожит, и я прикасаюсь к шее, пытаясь проглотить ком в горле. — А теперь твоего отца больше нет, и я чувствую себя такой виноватой из-за этого, — шепчу я, слезы начинают собираться в уголках моих глаз.
Я поворачиваюсь к нему, смотря прямо в его глаза. Они красные, лицо перепачкано кровью и грязью, а челюсть сжата так, что на скулах проступают мышцы.
— Я не хочу, чтобы ты ненавидел меня за то, что я спасла себя. Я бы отдала все, чтобы твой отец вернулся. Ты должен знать, я бы отдала себя, чтобы он был жив.
Он резко наклоняется вперед, его руки обхватывают меня, притягивая к себе. Мы сталкиваемся — его тепло проникает в меня, его тьма окутывает мою. Его пальцы ложатся на мою шею, скользя к челюсти, и он заставляет меня поднять голову. Моя поясница упирается в край раковины, и он наклоняет меня назад, пока моя спина не выгибается дугой. Его взгляд становится еще мрачнее, еще жестче.
— Я никогда не позволю тебе говорить так. Мой отец никогда бы не позволил тебе говорить так. Ты думаешь, мы зашли туда, веря, что все выйдут живыми? Нет. Любая миссия может быть последней. Какой смысл менять местами тебя и его? Все было бы напрасно? Смерть моего отца была бы напрасной? Сказать такое — это все равно что вонзить нож в каждого из нас. Ты это понимаешь?
Слеза скатывается по моей щеке и попадает на его палец. Он вытирает ее, проводя подушечкой по моей коже, а затем подносит палец к губам и берет его в рот, не сводя глаз с моих.
— Ты — не просто пешка. Ты — не просто разменная монета. Мой отец заботился о тебе достаточно, чтобы пересечь всю страну и убедиться, что ты выйдешь из этого дома живой. Моя семья заботится о тебе. Нет, черт возьми, моя семья любит тебя, Рэйвен. И знаешь что еще?
Я почти не могу дышать, не могу думать, не могу двигаться, когда его взгляд приковывает меня, как магия. Я словно утопаю в его глазах.
— Что? — шепчу я, едва слышно.
— Черт возьми, Рэйвен Кроу, я люблю тебя. — Его голос звучит как рев грозы, низкий, глухой, насыщенный эмоциями. — И ты права. Ты не О’Клэр. Никогда ею не была, и никогда не будешь. Ты даже не Эбботт. Это было просто маской, чтобы скрыть твою истинную суть. Ты Кроу, рожденная из крови и тьмы, вылепленная такой, какая ты есть сейчас, стоящая передо мной. И, однажды, я тебе обещаю — ты станешь Морелли. Ты будешь носить мой чертов бриллиант на своем пальце, каждое мое дыхание будет наполнять твои легкие, а каждое твое — мои. Ты нужна мне, Рэйвен. А я нужен тебе, правда? Скажи это. Ты чертовски нуждаешься во мне, Рэйвен?
Слезы текут по моим щекам без остановки, как стремительные реки.
— Да, Кайлиан, ты мне нужен, — выдыхаю я, мой голос дрожит, но в нем звучит уверенность, которую я всегда чувствовала к нему.
— Слава богу, — он глухо рычит, обхватывая мое лицо руками и прижимая свои губы к моим. Я тяжело дышу, мой рот открывается со стоном, и я едва сдерживаюсь, когда он слегка прикусывает мою нижнюю губу, полностью захватывая меня. Его руки обвивают мою талию, поднимают меня в воздух и усаживают на край мраморной столешницы. Он встает между моих ног, и я обвиваю его своими, притягивая ближе, прижимая его к себе так, будто боюсь потерять.
Его напряженная эрекция, скрытая под тканью брюк, упирается в меня, словно требуя свободы. Его руки снова касаются меня, и он расстегивает мой бюстгальтер, срывая его и бросая куда-то за спину. Его ладони накрывают мою грудь, жадно сжимая, оставляя на моей коже свой след, свой запах. Я выгибаюсь навстречу его прикосновениям, мои стоны вырываются, когда его пальцы начинают играть с моими сосками, нежно тянуть и щипать их.
— Я хочу тебя, — шепчу я, мои пальцы тянут за его рубашку, пытаясь избавиться от нее. Желание пульсирует во мне, заполняет каждую клеточку моего тела.
Его рука скользит между моими ногами, и он рвет мои трусики одним резким движением, пока лямки не врезаются в мою кожу и не разрываются.
— Ты моя, не его, — рычит он, швыряя остатки ткани в унитаз, как прежде мои кольца. — Я хочу, чтобы мой запах пропитал тебя, чтобы мои следы стерли его прикосновения с твоего тела. Ты никогда не принадлежала ему. — Его пальцы грубо вжимаются в мои бедра. — Он никогда не имел права целовать тебя. — Его рука касается моих губ, кончик пальца ласкает мою нижнюю губу. — Он не имел права причинять тебе боль. — Его голос становится еще мрачнее, когда он берет мою руку и касается того места, где отсутствует палец, оставляя там поцелуй. — Я могу наполнить тебя своими прикосновениями, своим запахом, своей тьмой, но мне нужно, чтобы ты изгнала его из своей души. Ты можешь это сделать, Крошка Кроу?
Я всегда была его. В этом никогда не было сомнений.
— Кайлиан, я твоя дольше, чем ты можешь себе представить, — выдыхаю я, мои пальцы опускаются к поясу его брюк, расстегивая пуговицу и спуская молнию.