Я грубо хмыкаю, бросая руку ей на плечо, увлекаю ее в сторону раздевалок.
— Всем, кто посмотрит на тебя.
Она вздыхает, как будто сдается перед этой мыслью.
— Знаю. Я чувствую то же самое.
Я притягиваю ее ближе, ее тело мягко прилегает к моему. Все нормально, она может быть немного сумасшедшей и не подпускать никого ко мне, потому что я такой же.
Мы идем по коридору, затем в раздевалку, чтобы я мог забрать свои вещи. Я натягиваю штаны, наблюдая, как она смотрит на меня. Ее взгляд тяжелый, отравленный жаром. Я не могу оторвать глаз, и даже не надеваю свою толстовку, просто вталкиваю ноги в обувь и подхожу к ней, обвивая ее рукой, молча веду в женскую раздевалку.
Я тяну ее к ее шкафчику, открываю и достаю ее вещи.
— Я сама справлюсь, — вздыхает она, все еще в полубредовом состоянии от моего тяжелого взгляда, от всего вечера.
— Нет, — ворчу я, прижимая ее одежду к бокам и беря ее руки в свои. Лента туго обвивает ее запястья, испачканная кровью и потом. Я снимаю ее, смотря, как она белеет, когда я отрываю ее от кожи, а затем краснеет, когда кровь начинает опять циркулировать. Она сжимает и разжимает пальцы, растягивая их. Рука с зажившими ранениями немного более скованная, чем вторая. Я хватаю ее толстовку, сдвигаю ткань пальцами и надеваю на ее голову.
— Я не ребенок, Кайлиан.
Я просовываю ее голову через верх толстовки, ее волосы падают на лицо, капюшон закрывает глаза. Я поднимаю руку, откидывая волосы с ее лица.
— Нет, но я могу о тебе позаботиться. Это правильно. — Это непривычное для меня чувство заботы, когда хочется защищать и лечить. Никто никогда не заботился обо мне, и я никогда не заботился о других. Но с Рэйвен все иначе — защищать ее, лечить ее, быть рядом — это все так чертовски естественно.
Ее лицо становится мягче, а глаза сияют.
— Никто никогда не одевал меня и не относился ко мне так. Как будто я имею значение.
Я провожу ладонью по ее челюсти, засовываю ее в капюшон сзади, обвивая шею.
— Я забочусь о тебе. Я убиваю ради тебя. Черт возьми, мне есть дело.
— Я знаю, что ты это делаешь, — она наклоняется вперед, прижимая свое тело ко мне. Ее мягкость сливается с моей жесткостью. Два безумных человека. Два влюбленных.
— Пойдем. Время уходить, — говорю я. Она надевает свои леггинсы, и мы выходим, каждый из нас горит желанием. Моя рука держит ее за талию, спрятавшись под толстовкой, ладонь прижимается к ее теплой коже.
Ее дыхание учащается, когда моя рука скользит вверх по ее ребрам. Она стонет, и я слышу этот сладкий звук, который не уходит от нас, растворяясь в звуках наших шагов по туннелю.
Она ускоряет шаги, жаждет выбраться отсюда быстрее. Я иду за ней, продолжая играть с ней, продолжая дразнить. Я хочу, чтобы она взорвалась. Чтобы она сломалась, чтобы она отдала мне все.
Я хочу ее безумия.
Я открываю дверь, и мы выходим через заброшенный бар, направляясь к моей машине. Я обменял вмятую бэху на наш кадди, который уже год стоит в гараже. Я достаю ключи, нажимаю кнопку на брелоке.
Пип, пип.
Я подхожу к дверце Рэйвен, открываю ее. Мне трудно оторвать руку от нее, но я позволяю ей сесть в машину и обхожу ее с другой стороны.
Только я сажусь на место, и она уже же на мне, перелетает через центральную консоль и садится мне на колени. Я хватаюсь рукой за сиденье, откидываю спинку, а другой рукой тянусь к ее бедрам, втираясь в ее леггинсы, ощущая ее гладкую кожу. Пальцем провожу по шраму на ее ягодице, и из моей груди вырывается низкое рычание.
— Я хочу тебя. Хочу тебя здесь, — шепчет она. И я двигаюсь, вжимая свое возбуждение между ее ногами. — Пожалуйста, — она вздыхает, ее губы прижимаются к моим.
Я поднимаю руки к низу ее толстовки и разрываю ее, бросая на пассажирское сиденье.
— Я трахну тебя, Рэйвен, но только потому, что ты попросила так мило.
Она рычит, но она слишком возбуждена, чтобы бороться. Она снова целует меня, ее руки упираются в мою обнаженную грудь.
— Смотрела, как ты рвешь мужчину на части своими руками, а потом прижимаешь их ко мне, такой опасный и смертоносный... — она дрожит в моих руках. — Я не должна этого хотеть, это так неправильно, но я никогда не хотела чего-то так сильно в своей жизни.
Я отталкиваю себя от нее, прижимая ее спиной к рулю. Я хочу разрушить ее, когда она говорит так. Она понятия не имеет, что делают ее слова со мной. Мои руки почти дрожат, и все, что я хочу, это врезаться в нее и никогда не отпускать.
Но вдруг что-то заставляет меня напрячься, мои глаза расширяются, когда Рэйвен останавливается, ее взгляд наполняется чувством ужаса.
— Я не думаю, что Коннор обрадуется, когда узнает, что его жена вот-вот отдастся одному из Морелли, — произносит ирландец с тяжелым акцентом, прижимая нож к моему горлу. Он показался из тени на заднем сиденье, пока второй поднял пистолет, направив его на Рэйвен.
— Нет, но тогда она уже была осквернена О’Клэрами. Мы знаем, что Коннор прикасался к ней. Мы знаем, что Джек хотел. У нее уже есть метка О’Клэров. Не думаю, что Коннора действительно волнует, если этот итальянец получит ее после него.
Рэйвен напрягается у меня на коленях, а моя рука опускается вниз, челюсть сжимается, когда я спокойно спрашиваю:
— Что вам нужно?
Моя рука скользит под сиденье как можно плавнее, и я нащупываю металлический держатель. Я бросаю взгляд на двух мужчин, их темные костюмы явно свидетельствуют о том, что они работают непосредственно на О’Клэров. Они смотрят на нас равнодушно, как будто выполняют свою работу, но мыслями они далеко отсюда.
Мои пальцы цепко обхватывают запасной нож, и я заговорщицки тяну время:
— Как вы сюда попали?
— Не так уж сложно получить доступ, если знаешь, что делать, — мужчина с ножом у моего горла усмехается. Я подаюсь вперед, еще ближе к лезвию, рычу в ответ:
— Можете выйти отсюда прямо сейчас, и, может быть, я оставлю вас в живых. — Я не оставлю. Но он этого не знает.
— Коннор велел убить тебя в любом случае. Не думаю, что с тобой стоит о чем-то торговаться, — произносит тот, что держит пистолет, и поворачивается к Рэйвен. — Он хочет, чтобы его маленькая птичка вернулась домой. Как насчет того, чтобы пойти с нами, птичка?
— Иди на хрен, — выплевывает Рэйвен, наклоняясь вперед, пока лоб не упирается в дуло пистолета. Металл впивается ей в кожу, а я стискиваю рукоять ножа, сдерживая себя, чтобы не сорваться.
— Вы постоянно целитесь в меня, но почему-то никогда не стреляете. Почему? — ее голос наполняет презрение, глаза горят яростью. — Ну же, стреляй! — Она откидывается назад, но взгляд ее не ослабевает, становится только острее. — Я сказала, стреляй!
Ее крик отвлекает их, и я мгновенно выбиваю нож из рук того, что сидит за мной, а затем швыряю свой в шею второго, направившего оружие на Рэйвен. Кровь мгновенно струится из раны, я вытаскиваю лезвие, не глядя, и вонзаю его в того, кто был за спиной. Он дергается, пытаясь отбиться, но я перехватываю его нож и полосую по горлу.
Второй хватается за шею, пытаясь остановить кровотечение одной рукой, в то время как другой поднимает пистолет в мою сторону.
Выстрел.
Рэйвен сталкивает его, и пуля пробивает крышу машины. Она вырывает оружие из его рук и, не задумываясь, протягивает его мне. Я передаю ей нож взамен, и она сразу вонзает его обратно в шею мужчины, снова и снова, с яростным рыком поднимаясь над моим сиденьем.
Я хватаю брошенную ею толстовку, вытираю отпечатки с пистолета и затем открываю дверь, чтобы избавиться от него.
— Достаточно, Рэйвен. — Она не слушает, продолжая втыкать нож в тело, пока от кожи почти ничего не остается.
— Рэйвен! — кричу я, обхватывая ее за талию и резко притягивая вниз. — Он уже мертв.
— Мне все это осточертело! — визжит она, ударяя пассажирское сиденье окровавленной ладонью. — Почему это все продолжается?