Она кивает головой, едва ли способная пошевелиться, когда моя рука сжимает ее волосы в своей хватке. Я тяну за пряди, как за поводья, откидывая ее голову назад, пока она не выгибается передо мной красивой дугой, а ее позвоночник не выгибается в идеальный лук.
— Тогда кончай со мной, Крошка Кроу. Разбейся на части, чтобы я мог собрать тебя снова.
Ее хныканье переходит в стоны, которые превращаются в крики, когда она закручивается в оргазме, сотрясающем тело. Ее ногти вонзаются в ткань сиденья, и она зарывается головой в кожу, из ее груди вырывается мучительный стон.
— Да, Рэйвен. Да, — рычу я, крепче притягивая ее волосы к себе и агрессивно вбиваясь в нее, и вся машина раскачивается от моих толчков. Мой собственный оргазм прорывается сквозь меня, мои вены наполняются огнем, и я стону от этого, мой член опустошается внутри нее. Я вжимаюсь бедрами в ее задницу, дожидаясь, пока каждая капля не покроет ее стенки, и только потом вытаскиваю. Проводя пальцами по ее позвоночнику, я наблюдаю, как по ее коже бегут мурашки. Она вздрагивает, и я ухмыляюсь, наклоняясь и прижимаясь губами к стройной части ее спины, где сходятся шея и плечи.
— Каждый день ты все глубже затягиваешь меня в свою душу, и каждый день я обнаруживаю, что не хочу освобождаться.
Она вздыхает и опускается на сиденье. Я натягиваю на себя одежду и выпрыгиваю из машины, иду к задней двери и открываю ее. Я хватаю тела, перетаскиваю их на землю и кладу у стены бара.
Глава 19
Рэйвен
Сегодня тот самый день.
Большой, проклятый день, которого я старалась избежать, но вот он здесь.
Похороны.
Раньше я никогда не была на похоронах. Никогда в жизни. Честно говоря, я даже по телевизору их не видела. Это намного сложнее, чем кажется, и ведь я даже не занималась организацией. Последние несколько дней были просто хаосом, мягко говоря.
Вчера нам с Арией принесли два черных платья. Видимо, на похороны другой цвет и не надевают. Это логично, наверное. Черный — смерть, траур, все это сплетается в день, к которому я чувствую только одно — онемение.
Я сижу в комнате Кайлиана уже больше часа. На мне платье, ноги гладко выбриты, волосы выпрямлены — я просто не знала, что еще с ними делать. Минимум макияжа, потому что это вообще не моя тема. Черные туфли на каблуке, хотя я с удовольствием надела бы что угодно другое.
С утра я не видела Арию. Она вся в Габриэле с тех пор, как они вернулись в школу. Я не спрашиваю, что у них там, потому что сама еле держусь на плаву.
Просто держусь подальше. Стараюсь оставаться в своем пузыре онемения, не чувствовать почти ничего вокруг. А какой смысл?
Я могу сорваться, зная, что Коннор охотится за мной.
Могу разозлиться, осознавая, что меня хотят убить или похитить на каждом углу.
Могу впасть в депрессию, вспоминая, что у меня нет пальца, а еще я, похоже, причиняю боль всем вокруг, хотя никто и не обвиняет меня в этом.
Нет, я не хочу делать ничего из этого.
Я просто остаюсь... онемевшей.
Я не хочу ничего чувствовать.
Моя голова чуть наклоняется, когда ко мне подходит Роско. Как будто он тоже чувствует, что сегодня день, когда хоронят отца его хозяина. Он и сам какой-то тихий, подавленный. Кайлиан сказал, что возьмет его с нами, потому что Роско тоже заслуживает попрощаться.
Кайлиан.
Я его тоже почти не видела сегодня. Он был с братьями и матерью, заканчивал последние приготовления. После кладбища я впервые поеду в дом Морелли. Там что-то вроде приема или послепохоронного ужина. Или как это называется?
«Праздник жизни»? Почему, черт возьми, они так это называют? Он ведь больше не жив. Мы не празднуем его жизнь. Нам нечего праздновать. Он мертв.
Он мертв.
Роско толкает меня носом в ногу, и я кладу руку ему на голову, поглаживая за ухом.
— Я знаю. Для меня этот день тоже странный, — шепчу я ему.
Я встаю, подхожу к зеркалу в ванной и бросаю взгляд на свое отражение. Платье с короткими рукавами, простое, чуть обтягивающее, подчеркивает бедра и заканчивается чуть выше колена. Мои темные волосы струятся по плечам, и я провожу по ним пальцами. Черный браслет на месте отсутствующего пальца кажется оранжевым маяком, сверкающим в моем поле зрения. Я хмурюсь и опускаю руку.
На моих руках вечные синяки, а тело усыпано порезами и шрамами. Но я их больше не ненавижу. Теперь я принимаю их, гордо демонстрируя. Это все, что напоминает мне, как я здесь оказалась, и, знаешь, это не такое уж плохое место. Если бы у меня была возможность отмотать время назад и начать все сначала, я бы не выбрала другой путь. Единственное, что бы я изменила, — это сбежала бы из дома тети и дяди раньше, вытащила бы Арию из того токсичного болота.
Я бы спасла ее в более раннем возрасте, дала ей шанс на нормальную жизнь, насколько это вообще возможно.
Дверь приоткрывается, и в проеме появляется Кайлиан. Его волосы аккуратно уложены набок, черный строгий костюм плотно облегает тело, вплоть до идеально начищенных туфель. Его взгляд пуст, и я выхожу из ванной, оказываясь напротив него в дверном проеме. Мы стоим, глядя друг на друга.
Он такой красивый. Такой опасный, разрушительный. Я знаю, что под этим костюмом он с ног до головы вооружен.
— Ты выглядишь великолепно, — шепчу я, делая шаг к нему и прикасаясь к лацкану его пиджака. Я провожу пальцами по плотной ткани, спускаюсь к подолу и снова вверх, пока не достигаю его галстука. Слегка дергаю его, и он наклоняется, касаясь губами моей щеки.
— Я знаю, что ты не хочешь этого, но спасибо, что терпишь ради меня, — бормочет он. — Это дерьмовый день. Если честно, я сам не хочу туда идти. — Он вздыхает, беря мои руки, его пальцы легко касаются ремешка, скрывающего отсутствие пальца. — Работа в этом семейном бизнесе заставила нас увидеть много смертей. Коллеги, враги, даже союзники. Но Морелли живут долго. У нас хорошие гены, мы доживаем до тех пор, пока сами чуть ли не готовы шагнуть в землю. Это редкость, настоящий шок для всех в нашей сфере — то, что случилось с моим отцом. Сегодня будет тяжело. Будет некомфортно. Но мне нужно, чтобы ты была рядом. Чтобы держала меня на земле.
Я поворачиваю голову, касаясь его губ своими.
— Я буду с тобой весь день.
Его рука поднимается, пальцы погружаются в мои волосы, а губы захватывают мои. Я чувствую его беспокойство. Этот холодный мужчина сегодня вынужден пройти через мучительный день. Он хочет бороться с этим. Я ощущаю желание сбежать, которое гудит у него внутри, как внутренняя дрожь. Он хочет сбежать из своей собственной кожи. Он не привык к эмоциям, слишком долго жил, закрыв их в себе. Он не хочет этого так же сильно, как и я.
В дверь стучат, заставляя нас разомкнуть губы. В проеме появляется Маттео, его лицо непроницаемо, черный костюм, как у Кайлиана, плотно облегает его фигуру. Он облокачивается на косяк, пристально глядя на нас.
— Маттео, — бормочу я, глядя на него. Кажется, я не видела его целую вечность. Он стал каким-то чужим. Учится сам по себе, сидит взаперти в своей комнате или исчезает неизвестно куда. Я даже не знаю, чем он занимается. Он изменился. Это уже не тот Маттео, которого я встретила несколько месяцев назад. Будто он прожил десятки жизней, постарел на годы и вернулся совсем другим человеком.
Я отстраняюсь от Кайлиана, подходя ближе к его брату. К человеку, который, как бы странно это ни звучало, стал для меня чем-то вроде родного. Я действительно забочусь о нем. И не хочу, чтобы он страдал.
Его взгляд сужается, тело напрягается, когда я оказываюсь ближе. Он отталкивается от дверного косяка, выпрямляется и смотрит на меня так, будто готов вспыхнуть.
— Маттео, как ты? — мягко спрашиваю я.
Он лишь качает головой, не удостаивая меня взглядом. Его глаза тут же находят Кайлиана.
— Мама ушла. Я тоже выдвигаюсь. Ты с Гейбом поедешь?
Кайлиан качает головой.