То, что добираться туда следовало по безлесной равнине, планов лейтенанта не меняло. Он понимал, что располагаться на ночлег в селе не имеет смысла. До ночи надо попытаться не только достичь этого городка, но и проскочить его, потому что завтра утром сделать это будет значительно труднее.
— Пшекручь — это небольшой городишко, у вас такие «райцентрами» называются, — объяснил Корбач, не дожидаясь вопроса.
— Я-то считал, что эти ваши Залещики находятся в дикой глуши, по крайней мере так следовало из слов Анны. Но оказывается, что рядом городишко.
— Правда, тоже в дикой глуши, — пожал плечами Корбач.
— А тебе подавай не ниже Кракова! Извини, пока что придется идти на «дикий Пшекручь».
— А мотоциклисты?
— Постараемся как-то отделаться от них. Можно было бы и… Но в селе наверняка есть полиция.
— Человек десять — не меньше. Обычный гарнизон для деревень в партизанских зонах.
Никакого поста на окраине деревушки партизаны не увидели. Обер-ефрейтор довольно быстро нашел дом старосты и, пока Беркут беседовал с ним, терпеливо ждал на улице. Староста вежливо сообщил, что больницы в деревне нет и никогда не было, а фельдшер еще неделю назад ушел к партизанам. Так что раненого придется везти в городок.
Расспрашивать его о партизанах «обер-лейтенант» не решился, хотя и почувствовал, что староста наверняка связан с ними.
— Слушайте меня, обер-ефрейтор, — сказал он, выйдя вместе со старостой во двор. — Ситуация изменилась. Мы двигаемся в направлении Пшекруча, где сможем оставить раненого в местном госпитале. Что же касается вас, то благодарю за сопровождение, можете возвращаться на свой пост.
— Сейчас?! Туда?! — изумился обер-ефрейтор.
— Разве кто-то отменял полученный вами приказ?
— Это невозможно, господин обер-лейтенант! — прокричал немец, не скрывая своего ужаса. — Нас же еще по дороге перестреляют, не позволив добраться до Гнилевичей!
— Прекратить истерику, — жестко прервал его Беркут. — Что вы предлагаете? Вы же знаете, что акция завершится поздно вечером, и ваше командование сразу же бросится выяснять, что с вами произошло.
— Да, командование будет встревожено, и все же позвольте ехать с вами. Главное, добраться до городка, а там мы переночуем в комендатуре, — почти взмолился начальник поста. — А утром отправимся в свою часть, в Олсовице.
— Может, вы и правы, — великодушно согласился Беркут после минутного раздумья. — Посылать вас туда прямо сейчас — значит, посылать на гибель. Словом, решено: будете сопровождать нас до этой лесной столицы. Возвращайтесь к мотоциклу.
Двое солдат-мотоциклистов возились со своим товарищем, меняя ему повязку, а группа Корбача держалась чуть в стороне от машины, стараясь не контактировать с немцами.
— Значит, так, — подошел к ним Беркут, — в сопровождении эскорта направляемся к городку. Проскакиваем его и двигаемся дальше. Возможно, придется идти всю ночь, стараясь как можно скорее приблизиться к украинским лесам. Но, как бы мы ни спешили, раненого придется сдать в госпиталь.
— Кстати, о раненом. Я слышала, как он сказал своим: «Снимите меня с машины, это какие-то странные люди», — вполголоса сообщила Анна, поглядывая на машину. — Этот немец явно что-то заподозрил. Да и те двое, что перевязывают его, тоже насторожились.
— Раненого я уберу, — вмешался Арзамасцев. — Как только выедем за село. Он, гнида тифозная, больше всего старается заговорить именно со мной. Кажется, на одном ухабе я чуть слышно ругнулся.
— По-русски, — уточнил Зданиш. — Это его и насторожило.
— Раненого не трогать. Он ранен — и этим все сказано. Сдадим его в госпиталь…
— Чтобы подлечился и возник где-нибудь под Смоленском? — хищно улыбнулся Арзамасцев.
— Добивать раненых — это не по-мужски. Что же касается языка, то мы — антипартизанская диверсионная группа, выполняющая особое задание, — и этим все сказано. Я переговорю с обер-ефрейтором и потребую, чтобы он объяснил своим, так что все будет в норме. А вам, пан Зданиш, советую остаться здесь. Гражданская одежда — с вами, переоденетесь, а завтра попробуете связаться с партизанами. Лучшего случая, думаю, не представится. И высадим мы вас на краю деревни.
— Сам хотел просить об этом. Страшно ехать в чужие края, пусть даже польские, но далекие.
— Анна, как я понял, тоже остается здесь, вместе с паном лесничим? — произнося это, Беркут старался не смотреть на девушку. Он понимал, что реакция будет резкой. Так оно и произошло.