Майор погасил сигарету.
"Можешь спокойно дать мне еще одну. Она все равно унюхает, что я курил". Болезнь вернулась - как будто на него упала тень. Его рука слегка тряслась, когда он брал сигарету, а затем придвинул руку Шона с зажигалкой к сигарете, дрожавшей у него во рту.
"Что же произошло потом?" - спросил Шон, думая, что майор потерял нить рассказа.
"Он обо всем узнал, - сказал майор; его глаза снова смотрели куда-то в даль. - Я же говорил тебе, это был очень умный человек. Редвин обнаружил, что предприятия, которые были ему указаны в качестве цели, не имели никакого стратегического значения и что все это был просто камуфляж. Только он не мог понять, зачем это нужно было, почему эти предприятия были не менее важны, чем настоящие, производившие тяжелую воду. А может быть, он все понял, но плевать на это хотел. Не знаю. Было у него тщеславие... - Майор продолжал курить. - Я очень его любил, - наконец произнес он. - В одном донесении кто-то написал про меня, что я по-настоящему любил только агентов-неудачников. - Майор улыбнулся Шону, чтобы тот не почувствовал обиды в его словах. - Хороший агент, знаешь ли, не всегда приятный человек. Тебе, разумеется, это известно. Рэнделл ведь был одним из лучших. По крайней мере мне так говорили. - Майор посмотрел в окно. - Редвину надо было служить в диверсионно-десантном полку или в армейских диверсионных подразделениях. Поэты иногда отличаются в подобных быстрых и оригинальных операциях. А для нашей работы он не был создан. Только мы считали, что это не имеет значения".
"Все-таки, что же случилось?"
Майор посмотрел на Шона с удивлением, как будто был уверен, что давно ему все рассказал.
"Его предупредила девушка - разве я про нее не упоминал? Он встречался с ней раньше, еще до войны, когда работал в Норвегии. Ее отец служил в местной полиции, этакий коллаборационист поневоле. Они сказали Редвину, что гестапо уже вышло на него, а фабрика, на которую он нацеливается со своими людьми, не имеет никакого отношения к производству тяжелой воды. Девушка узнала это от влюбленного в нее высокопоставленного немца. Редвин прибавил к трем три, получилось семь, и решил спасаться. Он перешел через границу в Швецию и слег в стокгольмской больнице с ревматизмом".
"Я его не виню", - заметил Шон.
"Я, вообще-то, тоже. Но влиятельные люди придерживались другого мнения. Разумеется, никаких мер принято не было. Но смотрели на него искоса".
Шон вспомнил вдову в доме псевдоякобитского стиля. "Сколько жертв можно требовать от одного человека. Во время войны его заклеймили как труса..." Интересно, что он ей рассказывал.
"Когда Редвин вернулся из Швеции, он добивался военно-полевого суда, который бы его оправдал. Но его не в чем было обвинять. Разве можно отдать под суд человека, бежавшего от гестапо? Потом война окончилась, и все забылось само собой. Пару раз я слышал, что он хотел снова работать у нас. Но вспомнил я о нем лишь через двадцать лет, когда прочел вот это. - Он вынул из внутреннего кармана листок бумаги и протянул его Шону. К листку были подколоты пять газетных вырезок, три из них одинаковые: "Кора, страшные новости. Срочно сообщи номер телефона. Ольга". Отличались лишь даты, указанные карандашом на каждой вырезке. Четвертая была более длинной и датирована двумя днями позже последнего из объявлений. Называлась заметка "Смерть телепродюсера". Два коротких абзаца:
"Мистер Олаф Редвин, телепродюсер, был найден застреленным вчера утром в небольшом лесу, примерно в трех милях от своего дома в Лиреме, графство Суррей. Рядом с телом обнаружен револьвер "уэбли" 38-го калибра, из которого произведен один выстрел. Полиция Лирема считает, что здесь имеет место самоубийство.
Представитель компании "Мидлэнд телевижн" заявил, что мистер Редвин долгое время напряженно работал над новой телесерией о внутренних проблемах нашей страны. "Это очень важная телесерия, связанная с большой ответственностью, - добавил представитель компании. - Теперь ясно, что ее груз оказался для психики Редвина непосильным".
В последней вырезке кратко сообщалось о ходе расследования, которое закончилось два дня назад. Изложена официальная версия; вердикт самоубийство в момент психического расстройства. Шон сложил листок и вернул его майору.
Голова майора лежала на высокой спинке кресла. Вид у него был очень усталый.
"Все это может оказаться мифом, - сказал он. - Возможно, какая-то реально существующая Ольга пытается найти реально существующую Кору. Но это было бы невероятным совпадением... Я помню, когда мы натаскивали Редвина, кто-то возразил против использования этих имен в качестве кода, заметив, что они никак не сочетаются в одном сообщении. - Майор прижал ладонью листок, лежавший у него на колене, и улыбнулся. Или попытался улыбнуться. Он избегал смотреть Шону в глаза; синие тени вокруг его рта становились все глубже. - Я сообщил Рэнделлу об этих объявлениях, как только они появились. Но он решил ничего не предпринимать. - Выцветшие глаза смотрели в пустоту, вспоминая перенесенное унижение. - Тогда я поместил в газете ответ от себя. Боже мой, сделать бы мне это раньше! Когда мое объявление поместили в газете, Редвина, конечно, уже не было в живых. - Майор замолчал, взглянул на свои руки, на листок бумаги на колене. - Полиция заявляет, что удовлетворена результатом расследования. Рэнделл придерживается того же мнения. Да и... Пойми, Шон. Губы его шевелились, кровь слегка прилила к сморщенной коже. - Так считают все, с кем я разговаривал. Они полагают, если Редвин действительно поместил эти объявления... - Майор поднял руку, безвольно уронил ее на колено. Так падает рука мертвеца. - Если он их поместил, значит... нервы, наверно... финансовые неприятности - похоже, их у него не было, но точно сказать нельзя... То ли он задумал вытянуть деньги из нас, то ли просто сошел с ума - думал, думал о прошлом, пока не сбрендил. Я знаю, такое случается. Он взглянул Шону в глаза. - Намекают, что со мной произошло нечто подобное. Никогда не уходи на пенсию, Шон. Заставь их самих выгнать тебя. - Майор попытался улыбнуться. - Ты должен был выслушать все это. Если хочешь отказаться..." - Он отвел глаза от Шона, лицо его потемнело от воспоминаний о пережитом унижении.
"Я согласен", - сказал Шон.
Майор на мгновение застыл в кресле, схватился за сердце. Его лицо из темно-красного превратилось в свинцово-серое, застыло - он старался справиться с собой. Другой рукой майор что-то искал в кармане жилета.
"Принеси мне стакан воды, - прошептал он. - Женщину эту не зови. Рядом с холлом умывальник, там стакан..."
Когда Шон нашел стакан и принес воду, майор держал на ладони две маленькие белые таблетки. Он проглотил их, и Шон поднес к его губам стакан.
"Разрешите, я вызову врача", - сказал Шон.
Майор покачал головой.
"Сейчас все будет в порядке".
Шон подождал - серо-свинцовый оттенок исчез с лица майора, оно слегка порозовело.
"Все будет в порядке. Если хочешь взяться за это дело, то приступай".
"Я готов".
"Не могу подсказать тебе, что надо искать. Я даже не уверен, что тут что-то есть. Но попробуй поговорить со вдовой. Постарайся узнать, что он делал перед... смертью. О чем говорил..."
Спустя полчаса Шон уже ехал в Лирем. Правда, без всякой уверенности, что не тратит время зря. А что изменилось сейчас? Через девять часов? Кто-то был явно уверен, что он не зря тратит время. Какую цель они преследовали? Отпугнуть его? Или просто выяснить, кто он? И какое отношение имеет ко всему этому майор Кэннон?
Шон колебался: позвонить майору Кортни с дороги или уже из дома. Но час ничего не решит, а заходить в придорожное заведение в таком виде (лицо, одежда!) не хотелось. О других причинах он решил не думать. Подъезжая к лондонским пригородам, Шон признался себе, что ему страшно. Он готов был остановиться и позвонить из любого автомата, но это уже не имело смысла.