Сбылось, — продолжал он, — древнее предсказание о нисхождении Великого Женского Духа Звенты-Свентаны в бренную человеческую оболочку и теперь все народы мира, томимые страданиями, застыли в ожидании наступления Розы Мира, идеальной Церкви-Братства всех людей. Вам выпала огромная честь и великая ответственность нести в себе ее бессмертный дух. Ваша миссия — выйти замуж за Жгугра, помочь ему превзойти его демоническую сущность и зачать от него младенца, чье рождение возвестит приход эры благоденствия и процветания, эры расцвета Розы Мира.
— Батюшка! — воскликнула Алина. — Разве же это мне по силам? Я и сама потеряла уж Царство Небесное, как я могу кого-то спасти?
— По преданию, для преодоления демонической сущности Жгугру требуется соединиться с девушкой, в чьем земном теле воплотится божественная Звента-Свентана. Девушка должна быть чиста душой и безупречна телом. И что самое главное — это должен быть ее сознательный, добровольный выбор. Для того, чтобы стать женой уицраора Святой Руси Жгугра IV и помочь ему спастись, вам самой следует очиститься, покаяться и искупить свой грех. Вы готовы принять эту высокую миссию?
— Я много грешила, — замирая от волнения молвила Алина. — Я блудила. Обманывала. Гневалась и ленилась. Я алкала денег. И как теперь? Как я могу просить Господа об искуплении? — она расплакалась от переполнявших ее чувств.
— Никто из нас не безгрешен, а Господь милостив. Постригитесь в монахини Тихвинского женского монастыря. Послушание и искреннее раскаяние помогут вам искупить грехи. Бог простит вас, и сила ваша восстановится.
— Я готова, я готова! — вскричала Алина. — Когда начинать? Сегодня? Завтра?
— Не спеши, дочь моя, вернись в мир и хорошенько подумай над своим решением, — голос батюшки подобрел, и он снова перешел на «ты». — Посоветуйся, с кем считаешь нужным. Доделай дела свои мирские. Попроси прощения у тех, кого обидела. Верни долги. Можешь утешать себя радостями мирскими, ибо после еще долго не видать тебе их. И если решишься — являйся сюда, мы будем ждать.
— Вы правы, батюшка, ах как вы правы! Мне действительно надо остудить голову! Батюшка…, — она замялась, — а я могу общаться с мужчинами… близко?.
— Как знаешь, — усмехнулся тот, — демоны не ревнивы. Пока ты не постриглась, у тебя нет никаких обязательств, только перед совестью и перед Богом… Это тебе, — он снял с полки фолиант с золотыми тиснеными буквами на обложке — «Роза Мира. Даниил Андреев» — и вручил ей.
Алина поклонилась в пол. Уже выходя из кельи и прощаясь со священником, она обратила внимание на маленького осьминожка, вопросительно и с надеждой поглядывающего с могучей выи попа.
О странной встрече
Костя бродил по центру Петербурга в задумчивости — его уже не первый день мучил вопрос, почему некоторые астрономические объекты, окружённые аккреционным диском, такие как активные ядра галактик, испускают релятивистские струи, излучаемые вдоль полярной оси? И почему у многих аккреционных дисков существуют квази-периодические колебания? И как использовать эти колебания для создания чистой кинетической энергии по мощности превосходящей миллиарды водородных бомб? — когда внезапно воткнулся носом в гранитный постамент. Он поднял взгляд — прямо над ним с занесенной дланью нависал Александр Сергеевич, на его бронзовой голове срали голуби.
— Я памятник себе воздвиг нерукотворный… — услышал он сиплый голос рядом.
Костя обернулся — рядом с ним стоял странный чел: не то панк, не то скин, с наголо бритой башкой, впалыми щеками и блуждающим взглядом. Короче, один из тех, кого не хочется встретить в переулке темной ночью.
— К нему не зарастет народная тропа, — продолжил Костя. — А ты кто такой и что тебе надо?
Вместо ответа, панк ухмыльнулся, посмотрел вверх, состроил страдальческую физиономию, словно огорчаясь, что приходится объяснять такие простые вещи, и сказал:
— Александр Сергеич-то, в тюряге!
— Какой тюряге? — удивился Костя. — В загробной, что ли?
— Да не то-о-от! — скривил страдальческую рожу панк.
— А какой?
— Литвинов.
Костя старательно кумекал.
— Санек, что ли? С чего это?
— Да вон, на листовке написано! — панк глазами показал на землю.
И точно, под ногами валялась запачканная агитка «Справедливости». Подняв ее, Костя сразу увидел фотографию: Санек в наручниках. Текст гласил: «Петербургский активист Александр Литвинов арестован в Москве. Ему вменяется нападение на представителя власти во время проведения митинга «За права — против коррупции», организованного политической организацией «Справедливость» в Петербурге 1 сентября». Вот это да, подумал Костя, доигрался парень.
— А ты его откуда знаешь? — поднял он голову.
Но панка уже и след простыл. Только деревья задумчиво шевелили ветками, и Пушкин размахивал плащом.
Суд идет
Пока ждали дежурного, чтобы открыл ворота, пока ехали и стояли в пробке, Саша пытался вычислить, сколько дней он провел в кутузке. Бесполезно. Память как ракеткой отбило. Он помнил митинг, затем шабаш в Сахаровском центре, но не мог понять, как давно это было.
В зале суда, чистом и нарядном, с гербом России над судейским креслом, Саша узнал от адвоката две новости, и обе хорошие — во-первых, судить его будет Вишневская. Но что еще лучше — его статью переквалифицировали на административную 19.3 КоАП («неповиновение сотрудникам полиции»), и теперь ему более не грозит многолетнее заключение в колонии! «Работа Скифа» — догадался Саша. — «Или «Справедливые» постарались?» Информацию он принял со стоической радостью, ибо был готов уже ко всему.
Вишневская оказалась молодой миловидной брюнеткой с ярко накрашенными губами. Крупная родинка над правой частью рта придавала ей игривый вид, словно она только сбежала из кабаре. Из ее слов Саша узнал, что 1 сентября NN года совершил преступление — не подчинился — не повиновался — ослушался, — и за это будет наказан — изолирован от общества на пятнадцать суток. Несчастные пятнадцать суток! По сравнению с фантастическими годами колонии это звучало как праздничный фейрверк в день рождения, и уже наплевать было, что по данной статье это наказание является максимальным, а добрая фея Вишневская не воспользовалась шансом проявить свою доброту. Саша наконец разобрался в календаре и смог вычислить — в кутузке он провел три с половиной дня. А казалось — вечность!
И снова машина, и снова конвой. С улицы изолятор выглядел как небольшой трехэтажный особняк, и только высокий забор, с густыми клубками колючки по периметру, напоминал о мрачных словах «цыгунок», «тюрьма», «застенок». Сашу обыскали и забрали документы, деньги, ремень, шнурки от ботинок, перочинный Swiss-knife. Вернули, только чтобы снова забрать, давно почивший телефон. Саша с ненавистью взглянул на остывший гаджет — до чего же бесполезен этот кусок металла с мертвыми микросхемами! Живой гаджет утешает владельца, дает ощущение полноты жизни и связи с миром. Но разрядившийся дивайс похож на труп — труп жены. Раньше она ходила, смеялась или даже сердилась, иногда спала — и вдруг стоп, и не расшевелить ее. Так и телефон — лежит себе дохлый и скучный, и хоть бы хны ему. Расстраиваться Саша не стал — звонить ему было некому. Алине? Вряд ли они еще встретятся. Мать огорчать — тоже не дело, расстроится. Разве что сообщить на работу, но что он скажет боссу? Зато сразу после шмона выдали чистое полотенце, пахнущее стиральным порошком свежее белье и отправили в душ. А это, после нескольких дней мучений в вонючей каталажке, было ой как уместно.