Вот это поворот! Оказывается, ему повезло, — размышлял он, затягиваясь дрянной сигой «Прима» и кашляя от едкого дыма. Если бы он успел ввязаться в эти грязные делишки, мог бы отправиться сейчас назад, к Аристарховичу в изолятор. Или на зону на пяток добрых лет. Такие, как Аристархович, всегда выходят сухими из воды, а шестерки сидят за них горькую. Хотя объективно говоря, его положение и так оставляло желать лучшего. Работы нет и не предвидится, бабок нет и не ожидается. Отношения с девушкой зашли в мертвый тупик, и как из него выбираться, кроме как рубить Гордиев узел злоебучим топором, решительно неясно. Что-то пошло не так, но Саша не знал, как это «не так» поправить и надо ли его исправлять вообще. Продолжать по-прежнему возможности не было — отношения должны быть либо хорошими, либо их не должно быть вовсе. Дрейфовать, как экскремент в водоеме, без перспективы и надежды, никому не было нужно, это даже не путь к обрыву, а острые камни на его дне. В душе Саша понимал, пятой точкой чуял, что Алина не простая девушка, знал, что она не просто шлюха из подворотни. Но, к сожалению, для него она стала именно шлюхой, потаскухой и блядью, и всякий раз, как он намеревался до нее дотронуться, перед ним возникала жирная похотливая морда продюсера из галереи и ржала ему в лицо: «Подружка-то у тебя сладенькая!» Нечто большое, склизкое и неповоротливое, похожее на многотонный ком жира, выросло, созрело, и собиралось свалиться на голову вагоном протухшего сала. Он даже знал, как оно называется. Но самостоятельно принять решение о расставании, свое решение, он не мог, он просто не представлял, как ей это скажет. Он и не спешил торопить события — внутри него жило и крепло предчувствие скорой развязки.
Об абсолютной свободе
При попытке купить с утра хлеб и йогурт в минимаркете в кошельке не нашлось требуемой суммы — йогурт пришлось вернуть. Больше денег не было от слова «совсем». Займ ему больше никто не даст, брать деньги у Алины не было вариантом. Деньги, деньги! Вечный вопрос при отсутствии ответа. Счастье, разумеется, не в деньгах, да без денег человек худенек! Крым! Брык! Вышли мне денег! Вспомнив о Екатерине, уже вторую неделю не отвечавшую ни на одно сообщение, Саша набрался духа ей позвонить.
Как ни странно, Екатерина сразу ответила, но тон ее не сулил добра. Очевидно, она была совсем не в духе.
— Кать, помнишь, ты говорила про оплату, — несмело начал Саша. — Мне сейчас деньги нужны позарез!
— Прости, Саш, но мы не сможем оплатить тебе эту работу, — отрезала та.
— Но вы же обещали! — сорвался крик души.
— Транш от американцев задерживается. Госдеп сократил финансирование. Сэм сказал — в связи с новым законом об НКО. Если хочешь знать мое мнение — плюнь на эти деньги. Работать надо за идею!
— За какую, к черту, идею?! — в отчаянии заорал Саша. — Спасибо, Катюш, век не забуду! — он бросил трубку, сел на диван и подпер голову рукой. Отказ шел по всем фронтам. Обочина жизни оказалась совсем рядом. Единственным выходом из ситуации виделся поход в хозяйственный за веревкой и мылом. Но даже на них не хватало денег.
Саша вспомнил о Косте. Костя! Унылый зануда без амбиций — так он чаще всего думал о друге. Теперь Саша знал, что он его должник до гроба — ведь если бы не Костя, он наверняка еще сидел бы в камере. А он, свинья такая, даже не позвонил поблагодарить друга. Костя оказался мудрее, чем Саша думал: он предупреждал, что его наебут и, вуаля! — его наебали. Просить у него денег сейчас было равно как расписаться в моральном и идеологическом фиаско. Но других вариантов не наблюдалось. Преодолевая шипучий стыд, Саша набрал Костю.
«На вашем счете недостаточно средств для звонка», — певучим женским голосом отозвался телефон.
— Что дальше? — думал Саша, — Сейчас отключат электричество, воду… и я еще пожалею, что не попал на полное государственное обеспечение в условия ограничения возможности передвижения. Там хоть баланду дают!
Он наскоро оделся, напялил на глаза шапку-пидорку и кубарем выкатился из дому.
— Здравствуй, свобода! — обратился он к задрипанной двери, покосившейся облупленной лавочке и грязной дороге, уходящей вдаль. — Теперь тебя познал я, ты открыла мне свое неприкрашенное лицо! Я понял, кто ты есть, истая, подлинная и беспримесная свобода — ты есть освобождение от всего. От забот, от работ, отношений, сбережений, обязанностей, привязанностей и любви, разумеется. Свобода быть свободным и никому на свете не нужным потому, что остальные также свободны, как и ты. Свобода это ловушка. Человек алчет свободы лишь до тех пор, пока находится в рамках. Как только он скидывает ненавистные оковы, и обретает долгожданную волю, он просто оказывается за бортом! Ловко устроились борцуны за свободу — ходят скованные одной цепью, да такой, что ни вправо ни влево не пошевелиться, расстрел на месте, при этом тешат свое дутое самолюбие иллюзией спасения человечества. Свободой они называют возможность хорошо пожрать. Это они приберегают для себя, как самых громких, потому что пожрать на всех — не хватит! Настоящей свободы они страшатся! А что такое настоящая свобода? Это когда стоишь на перекрестке дорог и ясно понимаешь — можешь свободно катиться на все четыре стороны или в пятую точку, как альтернативный маршрут. Можешь уехать в Харбин или сдохнуть под поездом — никто о тебе и не вспомнит. Впрочем, учитывая свободу от денег, в Харбин уехать не получится. Зато можно просто смотреть на звезды. — Саша взглянул на плотно закрытое крышкой небо. — Нет, и это не получится. И от этого свободен.
Его невеселые размышления прервал телефонный звонок.
— Саша, привет! Звонил? — послышался заботливый голос Кости.
— Да. Звонил. Хотел поблагодарить тебя за усилия, за то, что вытащил меня из тюряги. Алина мне все рассказала.
— Да ладно те, расслабься, приятель! Еще бы я тебя не вытащил!
— Кость, можно тебя попросить еще о кое о чем?
— Да, слушаю.
— Можешь одолжить мне денег?
— Сколько?
— Тысяч сто. Я весь в долгах и мне нечего есть!
— Нормально так! — Костя добродушно хмыкнул. — Говно вопрос, дружище! Одолжу, конечно. А что с твоим мегапроектами? Ты же работал в этой… тренинговой компании, занимался политикой и собирался наладить производство еГондонов!
— Меня уволили! Я две недели не появлялся на работе! Оппозиционеры? Хер они мне заплатили! Сказали: Госдеп прекратил финансирование. Так и сказали, да. Обещали, да. Бизнес прогорел, да. И мне сейчас реально не до гондонов. Даже с приставкой «Е».
— Ну ты попал, чувак! Ладно, жди, скоро привезу. С банками сам знаешь как теперь…
Медитация на инфопространство
Через несколько часов в Сашину дверь позвонили. Костя, как всегда серьезный, в серых брюках и клетчатой рубашке, с порога вручил Саше пачку банкнот — мол, держи, отдашь, когда сможешь!
Он открыл пиво и Сашу прорвало: девушка оказалась легкого поведения, оппозиционеры оказались банальными разводилами, с деньгами швах. И вообще — он в дерьме по уши.
Костя внимательно выслушал друга.
— Знаешь, то, что с тобой происходит — это все очень позитивно, — утешил он. — А происходит с тобой декомпозиция. Раньше ты разговаривал чужими словами, сейчас заговорил своими. Это хорошо, значит из биоробота ты, наконец, превращаешься в человека.
Саша посмотрел на него с удивлением.
— Когда я медитировал в храме Жемчужного Будды, известном как храм Бога Смерти Ват Кхао Ран, — продолжал Костя, — мы изучали одну медитацию… она называлась «трансцендентальная медитация на информационное пространство», или по-простому, «медитация на интернет». Во время практики мне открылось, что большинство людей являют собой новый вид человека — хомо информатикус, иначе говоря — сосуд, под завязку набитый мемами. Чужими, разумеется, мемами, внедренными в сознание через телевизор, соцсети, СМИ. Пойми, изначально твое сознание tabula rasa, пустая табличка. Ты пустышка, тебя нет. Тебя наполняют, как кувшин водой. Естественно, в тебя суют то, что приносит им пользу или удовольствие, пичкают шлаком и отходами, грубо говоря — сношают в мозг. И что самое удивительное — как и от любого коитуса, ты получаешь от этого удовольствие. Но только когда ты перестаешь идентифицироваться со своим сознанием, когда видишь его со стороны — оно расчищается. Ты перестаешь собирать мусор, которым срут тебе в голову. И становишься человеком разумным, хомо сапиенс, так сказать.