Выбрать главу

Омоновец, успевший растянуться на асфальте, отделался ушибами и легкими ранениями мягких тканей плечевого пояса.

Весло был убит наповал. Ему достался лишь небольшой осколок, попавший волею случая в глазную впадину. Кусочек раскаленного железа как нож сквозь масло прошел через глазное яблоко и превратил половину мозга в красно-серую кашу.

Но его кореш Клим об этом не знал. В данный момент он, сильно припадая на раненую ногу, бежал в ближайший двор. Вслед ему застрекотала запоздалая автоматная очередь, но бандит уже успел скрыться за углом, оставляя за собой на асфальте цепочку кровавых пятен.

Единственный из омоновцев, уцелевший в схватке, чертыхаясь на ходу, бросился к раненым. Убедившись, что все, кроме захваченного в плен бандита, живы, побежал к машине. Передав по рации обстановку и запросив дополнительной помощи, сообщил, что продолжает преследование.

Глава 3

Клим бежал, сжимая в руках автомат. Лицо его было покрыто крупными каплями пота. Рана болела все нестерпимее, он уже почти не мог ступать на правую ногу, и бег замедлился, превратившись спустя некоторое время в передвижение мелкими шагами.

Больше всего Климу хотелось сесть на какую-нибудь скамейку и покурить, но сейчас это было бы слишком опасно. Во-первых, где-то на хвосте висела погоня. Во-вторых, и Клим это хорошо понимал, если сядет, уже не сможет подняться. Сердце заходилось в бешеном стуке, губы пересохли, перед глазами поплыли цветные круги.

Клим находился в проходном дворе жилого дома, и до желанной цели – плохо освещенной улицы, по которой проехали сразу несколько автомобилей, – оставалось еще метров сто.

Он даже схватился рукой за раненую ногу, помогая себе при ходьбе. Мешал идти чертов «калашников». Но Клим не мог бросить оружие, в котором оставалось еще полмагазина патронов. Кто знает, что ждет его впереди?

Словно в подтверждение худших опасений Клима, со стороны улицы, к которой он так стремился прорваться, раздался вой сирен.

– Твою мать!.. – выругался Клим. – Менты...

В поисках спасения он стал затравленно оглядываться по сторонам. Сзади, в свете уличного фонаря, мелькнул силуэт человека в униформе.

«Обложили, гады легавые, – мелькнуло в затуманенном болью и страхом мозгу. – Шибес вам, крысоловы! Не закоцаете! Я еще живой...»

Он увидел свет в окне квартиры первого этажа в ближайшем к нему подъезде и почти без раздумий рванул туда.

Эх, если бы не раненая нога, он давно оторвался бы от преследователей и ушел дворами. В крайнем случае мог бы схорониться где-нибудь в подвале, разгрузить карманы от хлопушек и свалить, дождавшись удобного момента. А так, найдут стопари красноголовые, по кровавым следам найдут...

Оставался только один выход.

Подскакивая на раненой ноге и беспрерывно матерясь, Клим преодолел несколько ступенек, которые вели к лестничной площадке первого этажа и позвонил в дверь, обитую рваным, облезшим дерматином.

Несколько мгновений никто не отзывался.

– Ну, где вы там? – сквозь зубы шипел Клим. – Открывайте, падлы!

Он снова и снова нажимал на кнопку звонка, пока наконец из-за двери не донесся перепуганный женский голос:

– Кто там?

– Свои, мать, – прохрипел Клим.

– Какие свои? У нас все свои уже дома.

– Открывай, сучье вымя!.. – заорал бандит. – А то «лимонкой» дверь подорву.

Раздался щелчок замка, и дверь чуть приоткрылась. В щели на фоне покрытой выцветшими обоями стены показалось некрасивое женское лицо. При первом взгляде было трудно даже определить, сколько лет хозяйке квартиры: то ли тридцать, то ли шестьдесят. Грубые мясистые щеки, тяжелый подбородок, опухшие, с огромными мешками глаза невыразительного серого цвета, жирные, не мытые волосы.

– Что... – произнесла она и тут же осеклась, увидев направленный прямо в переносицу автоматный ствол.

– Открывай, сука... – прошипел Клим. – А то – урою.

Зазвенела дверная цепочка, и в следующее мгновение Клим навалился плечом на двери, не ожидая дальнейших приглашений.

Хозяйка, одетая в засаленный халат и шлепанцы на босу ногу, испуганно отскочила назад.

– Ни звука! Прибью!

Клим захлопнул за собой входную дверь и привалился спиной к стене прихожей. Из раны по насквозь промокшей штанине на рваный половик стекала кровь.

В дверном проеме единственной комнаты за спиной хозяйки стояла девочка лет тринадцати с насмерть перепуганным лицом. Дрожащими пальцами она теребила ситцевую ночную рубашку.

В квартире стоял стойкий запах браги, на который Клим поначалу не обратил внимания.

Зло глянув на хозяйку, он повесил на дверь цепочку и проговорил:

– Ну, че зенки вылупила? Не видишь – раненый я. Дай сесть.

Некрасивая тетка в грязном халате неопределенно махнула рукой в сторону комнаты.

– Там у нас.

– Есть еще кто-нибудь в хате?

– Нет, одни мы с дочкой.

Клим, сильно припадая на раненую ногу, прошел в комнату и с облегчением плюхнулся на разложенный, застеленный диван. Автомат положил стволом вперед рядом с собой.

Хозяйка квартиры и ее дочь неподвижно застыли в дверях.

Клим стащил с головы вязаную шапочку, вытер ею пот с побледневшего лица. Шумно потянув носом воздух, принюхался и подозрительно осмотрел квартиру с убогой обстановкой: колченогий стол, уставленный пустыми банками и бутылками, продавленное кресло, черно-белый телевизор на ножках в дальнем углу.

– Ты что тут, чимер гонишь? – обратился к хозяйке. – Чего брагой воняет?

Хозяйка развела руками.

– Надо же как-то жить. Незамужняя я...

– Водяра есть?

– Нет, только брага.

– Ну так чего ты стоймя стоишь? Давай сюда и бинт какой не забудь.

Хозяйка исчезла где-то на кухне. Девочке, которая по-прежнему стояла, неотрывно глядя на нежданного ночного гостя, Клим приказал:

– Сними мне ботинок, кровью заплыл.

Девочка нерешительно подошла к дивану, опустилась на колени, стала расшнуровывать ботинок.

– Дяденька, – неожиданно подняв голову, спросила она, – вы бандит?

– Не-а... Я – Жан-Поль Бельмондо, – зло рассмеялся Клим. – Ты давай, шевели клешнями и не боись, не трону.

Опустив глаза, девочка осторожно сняла окровавленный ботинок.

– Уй, бля... – ругнулся Клим, поморщившись от боли. – Ты это... вымой ботинок, поставь сушиться. Он мне еще сгодится.

Брезгливо морщась, девочка двумя пальцами взяла ботинок и вышла из комнаты.

Плотная штора на единственном окне скрывала происходившее во дворе, но, судя по шуму машин и крикам ментов, они были совсем рядом. Сейчас пройдутся с фонариками по кровавому следу, который Клим оставил за собой, вычислят хату и начнут ломиться. Это Климу никак не могло понравиться.

Он вынул из кармана куртки две «лимонки», положил рядом с автоматом.

В комнату наконец вошла хозяйка. В одной руке она держала бутылку с мутной желтоватой жидкостью, закрытую бумажной пробкой, в другой – длинный кусок белой тряпки.

– Все, что нашла... – словно оправдываясь, сказала она.

– Давай сюда, – прохрипел Клим, – и суку свою тащи. Станете дергаться – всех на хрен взорву, а будете сидеть тихо – не трону.

Он взял протянутую бутылку, зубами вытащил бумажную пробку, выплюнул ее на пол.

– Что, стакана не нашлось? – криво усмехнулся он, глядя на хозяйку.

Та молчала, словно язык отнялся, потом схватила вышедшую из ванной комнаты дочку и прижала к себе.

– Побудь со мной, Леночка. Не бойся, – выговорила она дрожащим голосом.

– В кресло! – скомандовал Клим.

Заложницы покорно выполнили его приказание. Девочка села на колени к матери.

Клим глянул на бутылку, резко выдохнул и приложился к горлышку. Пил крупными глотками, опустошил половину, при этом не сводя глаз с заложниц. Сделав последний глоток, поморщился, передернулся и приложился лицом к рукаву.

– Крепкая, зараза, – одобрительно отозвался о самогоне. – На чем?

– На зерне пшеничном, – уныло ответила хозяйка. – У нас в деревне только так и делали.