И вот как-то, к безмерной радости Эдика, я доставил ему эту самую росянку. Отдыхая с семьёй в Клязьминском пансионате, я случайно набрёл на какое-то болото, где и обнаружил это прожорливое растение. Росянка лет десять прожила в гостеприимном доме Успенского, где хозяин её холил и лелеял, кормил полезной для здоровья докторской колбасой.
Но как-то Эдик надолго уехал (кажется, в Финляндию, с Витей Чижиковым). Домашние же, не питая, видно, к растению таких же нежных чувств, безответственно забыли его поливать и к возвращению хозяина росянка засохла, не реагируя даже на самых лакомых мух, не подавая никаких признаков жизни.
Тут же у меня раздался телефонный звонок (мобильников тогда ещё не было):
– Саня! Завтра же едем за новой росянкой! – Эдик рассказал о постигшем его несчастье.
– Эдик, я завтра не могу! Мне послезавтра рисунок сдавать в…
– Саня! Я всё устрою, позвоню им, чтобы пару деньков подождали!
– Эдик, да я…
– Саня, я же сказал: всё устрою! Завтра утром едем!
И Успенский «всё устроил», и на следующее утро мы мчались на его чёрной «Волге» на Клязьминское водохранилище. Приехав на место, мы оставили машину у пансионата и отправились искать то самое болото.
За прошедшие годы лес вокруг сильно изменился. Какие-то тропинки заросли, исчезли, где-то появились новые. Вместо мелких ёлочек небо подпирал величественный бор, откуда-то возникли какие-то кусты, молоденькие сосёночки… И хотя я, в общем-то, вроде знал верное направление, вожделенное болото нам никак не попадалось.
Наконец, попалось (ура!!!) одно. Но было оно явно не тем, которое нам было нужно: никаких росянок на нём не наблюдалось. Зато болота начали попадаться на каждом шагу. Полдня мы лазали по ним, устали, перепачкались с головы до ног – безрезультатно.
Наконец я взмолился:
– Эдик, не найти нам это чёртово болото! Давай двигать обратно, а то скоро смеркаться начнёт!
А дело было поздней осенью, когда темнеть начинает действительно рано. Реакция этого, провались он на этом самом месте, Perpetuum mobile была мгновенной:
– Верно, Сань! Пока не стемнело, нам нужно как можно больше успеть осмотреть. Поэтому давай дальше – бегом!
Мои вздохи, стоны, ахи, охи, проклятия не помогли – мы припустились лёгкой трусцой. Хорошо хоть я в то время активно занимался спортом, в частности – бегал. Но через полчасика такого времяпрепровождения я загрустил, заскучал по дому, по семье, по лежанью с книжкой в руках на диване.
К счастью, вскоре мы встретили явно местного грибника. На все расспросы о росянке он только мотал головой: нет, он о такой не слыхал. Когда же Эдик рассказал ему о повадках этого растительного чревоугодника, тот воскликнул: «Так это мухоловка!» и начал путано объяснять, где её найти.
– Может, проводите нас? – предложил Успенский.
– Не-е-е… – снова замотал тот головой. – Мне домой пора.
– А если я килограмм сосисок дам?
– Сосисок? – насторожился грибник. – Килограмм? А где они у тебя?
– В машине, около пансионата. А потом я вас прямо до дома на машине довезу!
Надо сказать, что, путешествуя по глубинке, Эдик частенько брал с собой из Москвы сосиски. Там они нередко помогали решать различные вопросы, играя роль очень конвертируемой валюты.
После долгих уговоров нам удалось уломать недоверчивого проводника.
– Только дальше я не пойду! – решительно заявил он, когда мы прибыли на место. – Дальше идите сами! Только осторожно, не провалитесь, а то кранты! – напутствовал нас мужик, заботясь, видимо, о своём будущем гонораре.
Да, осторожничать здесь явно стоило. Перед нами был безобидный, на первый взгляд, обширный луг с редкими мелкими кустиками. Но когда мы ступили на него, почва под нами неприятно заколыхалась. Чувствовалось, что под не очень-то толстым слоем дёрна находится что-то жидкое, густое и глубокое. Сразу захотелось повернуть обратно.
Мы и повернули обратно. Но, вопреки мои надеждам, лишь для того, чтобы Успенский срезал для каждого из нас по длинной жерди с веткой-крючком на конце.
Не могу без дрожи вспоминать, как мы бродили по этой трясине. Скажу лишь, что мы нашли-таки эту, пропади она пропадом, росянку и привезли её в Москву. А наш проводник получил свой заслуженный килограмм сосисок и был с триумфом доставлен на чёрной «Волге» (в то время – привилегии больших начальников) в родную деревню.
Многие двигатели при пониженных температурах плохо заводятся, барахлят. Кажется, можно было бы надеяться, что и вечные двигатели не лишены этого недостатка. Но только не Эдуард Успенский. Он «заводился» в самый лютый мороз, при любых погодных аномалиях, природных катаклизмах.