— Вот значит как, — проговорил Марк, пристально глядя на диплом, который я неуклюже вертела в руках. — Я все понял. Значит, такой выбор ты сделала, — и, резко развернувшись, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. По пути он столкнулся с Виктором Игоревичем, который с громкими криками несся мне на встречу.
— Ну что, шалопай! Поздравь сестру! Вот у нас в доме уже и студентка появилась!
Марк отшатнулся от этих слов, как от пощечины. Потом обернулся и посмотрел на меня с верхней ступеньки ледяным, пробирающим до дрожи взглядом.
— Поздравляю.
— Лешка! Ну что! Говорил я тебе! Говорил! Да прекрати ты реветь, дурочка! Валя! Иди сюда! Наша дочь уже студентка! И…эй, ты что? Ты это… прекращай… Валенька, и успокоительное какое-нибудь возьми, у нее, по-моему, истерика!
Дальше начались дни, полные суеты и безумия. Новость о том, что я без экзаменов поступила в престижнейший университет страны, мгновенно облетела все окрестности. В школе мне не давали прохода и поздравляли на каждом шагу. Рядом внезапно возникло множество малознакомых людей, каждый из которых хотел прильнуть, обнять, объясниться в дружбе и сказать, что всегда в меня верил. Чаще всего я не имела понятия, кто эти люди и зачем они в меня верили, если мы друг другу — никто. Единственный человек, который в меня действительно верил и во всем поддерживал, прекратил со мной всякое общение.
Наш домашний телефон разрывался от звонков коллег Виктора Игоревича, приятельниц Валентины Михайловны, моих друзей из приюта, Петра Степановича и старых воспитательниц, и они были единственными, кого я была рада слышать в это ужасное время. Впервые за последние два года я выкроила время, чтобы забежать в детский дом, заливаясь краской стыда из-за того, что совсем забыла о своей первой, настоящей семье.
Как только я попала в родные стены, на меня нахлынули воспоминания безмятежного детства, когда главной проблемой выбора было «Какую книгу почитать и во что сыграть — в прятки или в казаков-разбойников?». Мои ровесники уже два года жили самостоятельной жизнью, разлетевшись после девятого класса по техникумам и училищам. В коридорах меня встречали чужие лица нового поколения детей.
Все было таким родным и непривычным одновременно. Вот моя старая комната, населенная незнакомыми воспитанниками. Вот моя кровать, на которой спит уже другая девочка. Вот подоконник, свесившись с которого, я так часто болтала с Марком, прятавшимся в саду от воспитателей — тогда он еще не мог оставаться у нас после восьми вечера, а домой ему уходить, как всегда, не хотелось.
Все такое же — и не такое. И Марка рядом больше нет. С того самого дня мы не обменялись с ним и словом. Он продолжал игнорировать меня, я же не находила в себе сил и желания объясняться или оправдываться.
Я плакала, не в силах остановить грядущие перемены и замедлить бег беспощадного времени. Все течет, все меняется — таков был один из самых жестоких законов жизни.
Петр Степанович видел, что со мной творится что-то неладное. Поэтому, когда я попросил его остаться переночевать на свободной кровати несколько дней, он дал согласие, предварительно созвонившись с моими опекунами. Виктор Игоревич не возражал особо и не удивлялся, решив для себя, что перед скорым отъездом во мне просто взыграла ностальгия.
На самом деле я просто не могла оставаться так близко к Марку, наталкиваясь на стену равнодушия и подчеркнутого безразличия. Эта резкая перемена пугала меня. Еще несколько недель назад его сердце горело и билось только для меня, а теперь я стала пустым местом. Даже в страшнейших кошмарах я не могла предположить подобной реакции. Я ожидала волны негодования, неприкрытой ярости, новых попыток остановить меня силой, но только не того, что он захочет полностью вычеркнуть меня из своей жизни, превратить в ничтожную пылинку, а мое имя — в ничего не значащий звук.
Страшнее всего были ночи, которые я разучилась проводить в одиночестве, в постели, которая уже стала нашей. Моя подушка хранила его запах, стены комнаты еще помнили нас обоих — и я не могла уснуть одна, зная, что он находится здесь, рядом, на расстоянии узкого коридорчика, через который мы так часто бегали друг к другу в комнаты, стараясь не шуметь и не разбудить взрослых.
Поэтому я, ни секунды не задумываясь, решила остаться и отдохнуть в своем первом доме, так долго, как это было возможно. Страна шумно праздновала майские праздники, и оставшееся до школы время я хотела провести наедине со своими воспоминаниями, готовясь принять те ужасные перемены, к которым сама так бездумно стремилась.
К вечеру третьего дня воспоминания стали совсем уж реальными — сидя с записной книжкой под любимым раскидистым дубом, я увидела Марка. В первые несколько секунд я даже решила, что не в меру разыгравшееся воображение играет со мной злую шутку. Растерянно захлопав ресницами, я попыталась отогнать от себя призрак, но он не спешил исчезать — поэтому я решила, что это действительно Марк, и он настоящий.
Вслед за осознанием происходящего пришел страх — мне показалось, что сейчас он подойдет и ударит меня, растопчет, сотрет с лица Земли. Ведь Марк никогда не менял своих решений, этого ни разу не случилось за все десять лет нашего знакомства. Так что же подтолкнуло его к такому шагу: передумать, перестать игнорировать меня, если не собственная слабость? Я была его чувствительной точкой, его ахиллесовой пятой, а проявления слабости Марк презирал.
Меня, как причину подобного срыва, он, по идее, должен был возненавидеть.
Я ошибалась. Он подошел и молча сел со мной рядом. Я боялась даже дышать.
— Возвращайся домой. Я не могу там жить без тебя, — просто сказал он, и я послушно кивнула. — Хорошее место, — добавил Марк спустя еще несколько минут моего потрясенного молчания. — Помнишь, мы тут в детстве секрет закопали?
Я снова кивнула, чувствуя, что по-прежнему не могу произнести ни слова. Конечно же, я помнила все. И мне так хотелось нырнуть обратно в прошлое, вернуться на несколько лет назад, попасть в солнечный и волшебный мир нашего детства, от которого сейчас остались одни звенящие грустью воспоминания.
Дрожащими пальцами я дотянулась до руки Марка, и едва почувствовала его ладонь, как пронзительный восторг и осознание абсолютной целостности опять нахлынули на меня, вызывая желание приклеиться к нему навсегда, каждым миллиметром кожи. Марк ощущая то же самое, резко привлек меня к себе и я заплакала от невозможности забыться, застыть, как в янтаре, в этом зыбком и ускользающем моменте нашего счастья.
Несколько часов мы просто просидели там, обнявшись и вспоминая прошлое. Мы нашли наш старый детский секретик (фантик под стеклом) и я долго сидела, молча разглядывая его. Слез уже не было. Осталось только тихое, щемящее чувство печальной безысходности.
Спустя еще несколько часов я уехала с Марком из приюта, навсегда закрыв за собой дверь в наш детский, сказочный и неповторимый мир. Мне больше некогда было предаваться воспоминаниям. Все свои силы я хотела посвятить только настоящему. Тем более, ответ на вопрос "Неужели нам предстоит расстаться всего через несколько месяцев?" был уже известен нам обоим, но в очевидное не хотел верить никто из нас.
Но Марк не был бы собой, если бы так легко сдался, приняв мой выбор. Решения своего он не изменил, просто тактику выбрал другую. Теперь он хотел сделать так, чтобы я сама передумала ехать в Киев. Он еще больше старался привязать меня к себе, приклеить, приковать. Сделать так, чтобы сама мысль о разрыве причиняла мне боль, не говоря уже о более решительных шагах.
Теперь он постоянно говорил мне о своих чувствах — говорил откровенно, страстно, не жалея красок. Говорил, что я нужна ему вся, от макушки и до пяток, и только он знает и понимает меня полностью, часто даже без слов. Что я необходима ему как воздух, да и он мне тоже. Что вместе мы — сила, а по отдельности — две разбитые недоличности. Что каждый мой шаг, каждый поступок заставляет его улыбаться и забывать обо всем. Когда я радуюсь и смеюсь, он любит меня. Когда кричу и раздражаюсь, швыряю бумагу и карандаши, любит еще больше, потому что это всё я. И мне не надо ни о чем думать, ни о чем переживать, надо просто быть. Быть рядом с ним. А он сделает все для нас, для меня. Если нужно — пронесет на ладонях через всю жизнь, ограждая от неприятностей и воплощая все мои мечты.