– А нельзя ли повторить?
– Уууу… – понимающе протянул Билл. – Что, совсем ваша хозяйка чудит?
Боже мой, подумал Макс. Не хватало еще, чтобы меня жалела прислуга.
Билл как ни в чем не бывало плеснул вторую порцию и продолжал:
– Они как с ума посходили с этим козлом вонючим. Вот моя Пегги. Вот казалось бы. Ведь в трактире отпахала пять лет, уж считай никаких девичьих грез. А ведь туда же!
Макс подавился виски. «Девичьи грезы» из уст Билла звучали совершенно непристойно.
– А что, он ей тоже пишет?
– Ну а то. Еще как. А она, дурында, ему каждый день шлет жареного поросенка и три бутылки шампанского из магазинной кладовой, да не с верхнего ряда, а с нижнего, где дорогое пойло хранится. И так уж два месяца. Я ей говорю, по миру пойдешь с такими делами, дура ты, таких, как ты, у него пучок на пятачок.
– А она? – Максу и в самом деле было интересно.
– А она, знаете, мистер Макс, – Билл пощелкал пальцами, пытаясь извлечь из своего небогатого запаса нужное слово, – она так… улыбается… растроганно, во. Ровно богоматерь или монашка какая. Тьфу, пропасть! – Билл огорченно рубанул по воздуху сжатой в кулак пятерней. – Простите, мистер Макс, наболело. Пойду я. Спасибо вам, выслушали.
– Ну что, рогоносец хренов, пожаловал к доброму дядюшке Джонатану? – еще с лестницы пробасил Джонатан. Сердиться на Джонатана было невозможно.
Когда он вошел в комнату, досуха обглоданный тропическим солнцем, гибкий, усатый, как кот, с кривой усмешкой, и уставился на Макса смеющимися глазами, Макс понял, что все будет хорошо. Сейчас Джонатан вытащит из рукава какое-нибудь подходящее к случаю чудо, и наваждение рассеется, Мишель придет в себя, и мерзкий карлик Сент-Обэр никогда больше его не потревожит…
– Ты на меня смотришь, словно ждешь, что я кролика из рукава вытащу, – проворчал Джонатан. – Садись. Налей себе, нам есть что отпраздновать.
– Ты нашел?
– Ну а что бы мне не найти? Правда, пришлось пару человек нанять, там внизу, в графе накладных расходов, поглядишь. Но, – Джонатан положил невесомую сухую руку на Максово плечо, – поверь мне, материал того стоит. Вот, для начала… – Он вытащил объемистую папку, открыл на первой станице. – Это summary, краткий отчет. Полюбуйся, кто такой наш голубчик.
Джонатан откинулся в кресле и закурил.
– Не стесняйся, читай сейчас. Я хочу посмотреть на твое выражение лица. Что-то мало вокруг в последнее время счастливых людей. Хочу больше.
Из отчета явствовало, что господин Сент-Обэр на самом деле незаконный сын городского башмачника из Риги по фамилии Тухес (Макс нервно хрюкнул), а звали его Исай. Изя Тухес, господи спаси. Изя прославился на просторах Российской империи как карточный шулер и любитель курсисток, бежал, был пойман, совратил начальника жандармского отделения в Алматы, тот оставил семью, бежал вместе с карликом в странноприимный Амстердам, где совратитель очень быстро избавился от любвеобильного жандарма.
Интересно как, подумал Макс; он надеялся, что алматинский похотливец жив-здоров и вернулся к женушке. Вот она ему накостыляет!..
Избавившись от любовника, Изя пару лет занимался карточной игрой и в конце концов выиграл в карты сент-обэровский титул. Юридически все было оформлено как усыновление. Однако мадам де Сент-Обэр, узнав о случившемся, ушла от мужа и осталась жить вместе с карликом на положении экономки.
Макс оторвал глаза от бумаги. Джонатан ухмылялся во весь рот.
– Прочитай третий снизу абзац, тебе понравится.
Макс, не веря глазам, прочел: «Что же касается „Вальса золотой реки“, благодаря которому Антуан де Сент-Обэр и стал известен в Париже, то мелодически это произведение – точная калька с народной клезмерской танцевальной мелодии „Ой, Шлоймэлэ“, часто исполняемой на еврейских свадьбах в центральной Европе».
А ведь я чувствовал, удивленно подумал Макс, ведь это же очевидно, вот это «Ай, нэ-нэ, ай, нэ-нэ» – ну конечно, это еврейский вальс! Музыкант, называется! Хорош, ничего не скажешь. И ведь никто не догадался… Заворожил он нас, что ли?
– Прочитал? – Джонатан потянулся и положил перед Максом конверт. – А теперь посмотри вот это. Удивишься, зуб даю. Последний.
В конверте были фотографии, не очень резкие, явно сделанные втайне от модели. На них был изображен скособоченный карлик с брюзгливым, капризным личиком. Макс очень долго не мог понять, зачем вообще ему смотреть на этого уродца. А потом понял, что рассматривает фотографии Антуана. Ему вдруг стало очень холодно в жарко натопленной гостиной.