И стала рассказывать.
Однажды Ленка шла в наушниках. Её догнал аноним и стал что-то объяснять. Ленка смотрит, смотрит, как он губами шевелит, губы ничего такие. Потом сняла наушники, послушать, вдруг что важное. А это было признание в любви. И уже в той части, где названия курортов, которые они посетят, если она хотя бы кивнёт. Там тёплый океан, всё вокруг двуспальное, можно хорошенько познакомиться. Но сначала они поедут на волнующем чёрном джипе к нему домой, читать Бодлера в полумраке.
Ленка подумала сразу четыре разных мысли:
1. Почему, ну почему она не занималась в детстве греблей и штангой. Была бы теперь страшная, он бы не полез.
2. Баллончик нельзя использовать против ветра. Иначе потеряешь сознание и пропустишь всё интересное.
3. Жалко, что нет баллончика.
4. В Таиланде, сейчас, наверное, тепло и ужин.
Ленка стала оправдываться, в основном перед Таиландом. Дескать, она замужем, и вообще, не такая.
Тем временем её автобус ушёл, не дослушав. А муж не брал трубку. Пришлось звонить губошлёпу, чтоб довёз. И вот, она приехала к себе в Гадюкино на бесподобно чёрном джипе. Но вышла у магазина, поскольку ужасно благоразумная.
И теперь губошлёп звонит раз в час и ухаживает очень монотонно — я тебя хочу, я тебя хочу, я тебя хочу.
На следующий день к ней подходит Вадик, коллега. Говорит, Ленка, люби меня, не то умру. Она привычно уже запела про мужа. Тогда Вадик поступил с ней как нервный автобус: не дослушал, разогнался, ударился о стену и упал без чувств. А вчера ещё лишь смотрел печально из-за принтера. И вдруг такой прорыв в отношениях. Ленка была не готова. Пожаловалась директору. Директор ответила, что нельзя увольнять мужчин за любовь. Нет такой статьи в кодексе «во влюблённом состоянии делается идиотом». Тем более, специалист он неплохой.
Вадик меж тем распоясался. Как увидит Ленку, бьётся о стены. Наглец. Все окружающие офисы смеются.
А недавно она пошла в ресторан и там опять был успех. Причём такой, пришлось бежать на улицу в чужом пальто.
Узнав всё это, я стал смутно припоминать. Правда, что-то там сидело в углу, такое эффектное. И теперь хочу обратиться со страниц этого журнала.
Дорогая Ленка! Ну конечно же, я тебя заметил. Ты вся, с ногами, сидела на тонкой табуретке, в какой-то очень сложной позе. Я ещё подумал, наверное, у неё в попе присоска, раз не падает.
Ленка, всё влюблённые мужчины — идиоты. Даже я. Вчера, помогая девушке раздеться, я порвал на ней дублёнку. Разумеется, вечер у нас сразу заладился.
Или вот, одну девчонку любили двое симпатичных парней. Они подозревали друг о друге и, каждый в свой черёд, ставили ей засосы, по всему телу. У них была такая интересная переписка-соревнование. Бедная девушка стыдилась раздеться в приличном месте. Пришлось бросить обоих.
Теперь, Ленка, когда ты всё поняла про мужчин и не сердишься, я покажу, как ты смотрелась на табуретке.
Это было примерно так:
Как меня купали в проруби
Я сейчас дружу с одной девушкой, в трезвом виде она почти неприступна. У неё муж, дети, домашние животные в ассортименте. Всё невероятно запутано. Аппендицит, опять же. Но однажды опоил её, и до утра шептал в ухо непристойности, вплоть до Мандельштама. Последнего она мне потом простила. Отличная девушка, глаза Анжелины Джоли, фигура Скарлет Йохансон.
И у неё большой такой плюс, она не знает, что я блоггер.
Так вот.
Её подруга потом спросила, были ли у нас Отношения.
Девушка ответила «Почти нет».
А по-моему, «Почти да».
Просто девушке кажется, она почти устояла.
А я уверен, что почти победил. Чувствуете разницу?
Я — почти нет. А вы, видимо, почти да.
Не в силах больше отражать мою страсть, она предложила съездить понырять, на Крещение. Давай, говорит, очистимся. Сам я не сильно верующий мужчина, но когда фигура Скарлет Йохансон, купание хоть в вулкане выглядит интересной идеей.
Поехали в дальний монастырь, стояли службу. Креститься я стеснялся, сначала. Потом все вокруг так махали лапами, моя отстранённость стала подозрительной.
Сбоку старушка в чёрном торговала всякими волшебными пустякам. Ей сунули записку, она прочла и зашипела, громко:
— Какая я вам матушка Мария! Матушка Мария вон там (показала рукой на деревянную конструкцию в углу). Вот к ней и ступайте.
Так вот, эта матушка не-Мария, возилась, пыхтела, ничуть не стеснялась, и я тоже перестал. К концу уже бил поклоны, подпевал «Славим, Славим», и «Святый боже, святый крепкий». И даже посмотрел строго на одну тётку, которая считала, что поёт терцию, но сильно лажала.