Может, он раздражал сослуживцев своим «пофигизмом»? Ведь знал же Захар, что его характер совершенно непригоден для несения строгой армейской службы. Но ведь этот самый «пофигизм» становился немалым достоинством других. Захар понимал, что воинская дисциплина держится на так называемых неуставных взаимоотношениях, иначе говоря, на мордобоях, на издевательствах, на оскорблениях, что Устав предполагает совершенство, но люди от него ой-ой-ой как далеки, поэтому и вынуждены трое или четверо каких-нибудь жалких офицеришек опираться на силу и опыт «дедов», «стариков», «дембелей», чтобы научить подчиняться и гнуть спину несколько десятков сопляков, опухших на гражданке. Отсюда и сотни выбитых зубов, сломанных челюстей, простреленных голов, непредусмотренных Уставом… Как будто бы непредусмотренных…
И все это время Захар жил своим будущим. Он верил в то, что когда придет на гражданку, никто не узнает о его позоре, а он поступит в институт и будет учиться, закончит его с красным дипломом, жениться и обзаведется счастливой семьей с двумя детьми — с сыном и дочерью. Он надеялся, что забудет о своих страданиях и заживет спокойно и радостно. У него была на примете одна хорошая девчонка, с которой он дружил до армии, но она написала ему, что выходит замуж. Но и после этого Захар не порвал ее фотографию, напротив, в редкие свободные минуты он доставал карточку из военного билета и рассматривал красивое лицо Татьяны: ее чувственные губы, правильной формы нос, томные глаза. У беды глаза зеленые, вспоминал он слова их любимой песни. Сейчас он не верил, что мог обладать такой женщиной. Его чувство собственного достоинства осталось в прошлом. Тогда он был уверенным и веселым, таким, каким хотел быть всегда, а теперь… Именно поэтому теперь он хранил фотографию своей бывшей возлюбленной как память о себе прежнем.
Он так и не порвал фотографию после того, как узнал о предательстве своей подруги — ее порвал Володя Захаров. Более того, он заставил своего однофамильца проглотить обрывки фото и заесть их парашей из грязного бачка. Потом Захара долго выворачивало наизнанку в казарменном туалете. Он лежал, положив голову на крышку унитаза, и представлял, что умирает. После этого Захар понял, что не сможет забыть об этом унижении никогда. Он не простит его Вовке.
И вот в ноябре дембеля засобирались домой. Володя Захаров был уволен в числе первых, как отличник боевой и политической подготовки. Он оделся в импортные шмотки — его было не узнать! — и пришел прощаться со всеми. Захару было противно пожимать ему руку, однако, его грело осознание того, что он смог узнать адрес своего врага. Он подглядел его, когда тот хвастался своим дембельским альбомом. Село Константиново Рязанской области, повторял он. Родина Есенина. Да пусть он живет хоть на родине царя Ирода, все равно я достану его даже из-под земли. Он ответит за все оскорбления и издевательства, думал Захар. Ему приятно было ощущать в себе такую решимость.
Захара освободили из воинской части самым последним в роте, но он не переживал по этому поводу — он снова начинал обретать в себе силу духа. Он вернулся домой в крупный промышленный город и полной грудью вдохнул полный сажи и копоти воздух. Он был почти счастлив. Два месяца он летал как на крыльях. Эту ни с чем не сравнимую радость знают только отбывшие срок заключения. Но через два месяца эйфория прошла и Захар все чаще и чаще стал вспоминать о перенесенных унижениях. Среди ночи он просыпался в холодном поту и долго не мог прийти в себя. Да как он мог позволить обращаться с собой, как с презренным скотом? Нет, этого нельзя оставить без ответа. Иначе как можно после этого уважать себя? Он должен отомстить.
Он устроился на секретный завод по производству огнестрельного оружия. И через три месяца, когда увольнялся, уже имел гладкий ствол из вороненой стали. Сборы были недолгими. Он объяснил родным, что едет отдохнуть по путевке «Есенинские места». На всякий случай он взял охотничий нож, моток веревки и тонкие перчатки. Он ехал в поезде и представлял, как выследит и подкараулит свою жертву, как всадит пулю в лоб своему мучителю, как закопает или утопит тело. Он был уверен, что все сделает как надо. Он расправится с этой сволочью. За все надо платить. Собаке — собачья смерть.