Исабель маялась и молилась. Страшная тайна жгла ее раскаленным железом. Хоть бы поделиться с кем-нибудь, облегчить душу! Конечно, сестра помнила предостережение: «От тебя зависит мое будущее». Но брат уже ступил на путь, ведущий к погибели, и мог утащить за собой других. Она бросилась к Фелипе, однако на полдороге остановилась, постояла, ломая руки, тяжело вздохнула и повернула назад. Но до дома не дошла: нет сил одной нести этот крест. Так Исабель металась взад и вперед, пока окончательно не выбилась из сил. Несколько часов спустя сестры сидели обнявшись и горько плакали. Беда снова обрушилась на нашу Богом проклятую семью.
— Что же нам делать?! — в отчаянии воскликнула Исабель.
Фелипа некоторое время прохаживалась по келье, нервно теребя четки, а потом проговорила голосом, охрипшим от рыданий:
— Поступить по совести.
Исабель, дрожа, посмотрела на нее, а Фелипа продолжала:
— Я обо всем расскажу своему исповеднику.
Франсиско бросает последний взгляд на темные улицы Городи Королей, царства мнимой свободы. Гордо вскинув голову, переступает порог и нисходит в ад.
Книга пятая
ВТОРОЗАКОНИЕ
Из пропасти в вечность
114
Внутри, за толстыми стенами, тянет затхлостью. Миновав пустой неприютный зал, они сворачивают в галерею, а потом осторожно спускаются по выщербленным ступеням. Свет фонаря выхватывает из темноты низкие своды и неровную кладку, похожую на кожу какого-то чудовища, которое затаилось и тихонько дышит. Франсиско спотыкается и чуть не падает, запутавшись в цепи кандалов, до крови истерших щиколотки. Навстречу выходит негр, тоже с фонарем в руке, и ведет конвойных и пленника по бесконечному лабиринту мрачных катакомб. Куда они идут? Вот негр останавливается перед дощатой дверью, отпирает замок и отодвигает засов. Офицер вталкивает арестанта в камеру. Дверь захлопывается, но сквозь щели некоторое время еще сочится слабый свет. Потом его обступает кромешная тьма. Франсиско шарит по шершавым стенам, на ощупь находит скамью и в изнеможении валится на жесткие доски. Теперь можно, здесь никто не увидит его слабости.
Один, совсем один в жутком чреве инквизиторской тюрьмы. Узник знает, что для начала его станут изводить ожиданием, чтобы сломить дух. Так было и в Консепсьоне, и в Сантьяго. На помощь, как всегда, приходят псалмы.
Франсиско полагает, что достаточно хорошо изучил приемы инквизиторов, но с некоторыми их фокусами он пока не знаком, а потому очень удивляется, когда всего через час засов отодвигают и на пороге возникает фигура с подсвечником в руке. Его собираются вести в камеру пыток? Так скоро? Но нет, это не охранник, не слуга, это женщина, негритянка. Что за чудеса! Вот она осторожно приближается, молча подносит свечу к самому носу пленника, потом к щиколоткам и запястьям в тяжелых оковах, ставит подсвечник на пол, выходит в коридор и возвращается с кружкой теплого молока. Франсиско недоуменно рассматривает ее лицо, так похожее на лицо Каталины в былые годы.
Франсиско пьет и чувствует, как возвращаются силы. Негритянка садится рядом. От нее пахнет кухней, дымом очага.
— Спасибо, — тихо говорит заключенный.
Женщина молчит, только смотрит. Франсиско кивает на распахнутую дверь камеры.
— Ну и что? — пожимает плечами гостья. — Или вы удрать хотите?
Франсиско утвердительно прикрывает веки.
— Глупости, — глубоко вздыхает она. — Отсюда не вырвешься.
Да кто же это? И с какой стати ему помогает? Прямо наваждение какое-то, галлюцинация. Франсиско начитает расспрашивать, и негритянка охотно отвечает. Звать ее Мария Мартинес, упекли за колдовство, а пока суд да дело, определили в услужение к тюремному смотрителю, чтобы зря не ела казенный хлеб.
В услужение, значит. И в чем состоят эти услуги? В том, чтобы поить молоком заключенных? Или вытягивать из них сведения, а заодно отговаривать от попыток к бегству?
Мария печально улыбается и рассказывает свою историю — но всем ли одну и ту же, вот что интересно. Она была арестована по распоряжению комиссара инквизиции Ла-Платы за то, что пыталась приворожить молодую вдовушку, к которой прониклась нежными чувствами. Комиссар грозился лично прирезать ее, ведь где это видано, чтобы женщина ложилась с женщиной. Но в конце концов отдал под суд за колдовство — дескать, ворожба не такой тяжкий грех, как женоложство. Инквизиторов особенно интересовало, каким образом обвиняемая пыталась заручиться поддержкой нечистого: например, гадала на вине или втыкала булавки в мертвую голубку. Негритянка говорит медленно, путано и время от времени тычет зубочисткой себе в ноздри, а капельки крови размазывает по платку. Эту кровь она поднесет Богородице, чтобы уберегла ее от новых пыток. Тут, в тюрьме, каждый выкручивается как может, лишь бы поменьше мучиться. Под конец Мария сообщает, что господин тюремный смотритель, человек добрейшей души, ненадолго уехал и велел ей отнести молока новому арестанту.