Альдонса, в отчаянии ломая руки, вопрошала Пресвятую Богородицу, где же им с сыном теперь жить.
— Но по крайней мере, — утешала она Франсиско между приступами кашля, — сестры твои не пропадут. У них будут и крыша над головой, и пропитание.
Вскоре был назначен день, когда девушкам надлежало явиться в дом вдовы по имени Леонор Техеда, пожертвовавшей свое состояние и имение на создание первой в городе женской обители под покровительством святой Катерины Сиенской. Исабель и Фелипе велели забрать с собой все пожитки: в новом пристанище найдут как ими распорядиться. Одежду починят, перешьют и используют для повседневных нужд или же раздадут бедным.
Сестры перерыли немногие уцелевшие сундуки и в конце концов собрали скромное приданое. Негритянка Каталина помогла им заштопать дырки и наложить заплатки. Стараясь не думать о том, какое будущее теперь ждет их с мужем, она занялась приготовлением прощальной трапезы: обошла соседей, складывая в корзинку все, что удавалось добыть, — фрукты, овощи, крупу. Луис сходил в монастырь мерседариев, где, не без помощи брата Исидро, наполнил кувшин красным вином. Альдонса, превозмогая слабость, поднялась с постели и достала вышитую скатерть с большим пятном, которой побрезговали при конфискации. Исабель и Фелипа расставили на ней жалкие остатки посуды: одну фаянсовую тарелку и три оловянных, четыре кружки с оббитыми краями, три погнутых ножа, солонку и глиняное блюдо. Альдонса пошла на огород, нарвала цветов картофеля и украсила этим букетиком стол.
Во время невеселого обеда Фелипа пыталась шутить по поводу цветов, собранных мамой, и сравнивала их с гиацинтами. Исабель смеялась, глядя, как единственное блюдо таскают на кухню и обратно, наполняя едой. Франсиско делал вид, что хочет отпилить себе голову тупым ножом, которым можно было разве что защекотать до смерти. Альдонса ела медленно, то и дело заходясь кашлем, и улыбалась выходкам детей. Этим вечером им предстояло явиться к донье Леонор.
Сестры увязали одежду в узелки, водрузили их на голову, как это обычно делали рабыни, и в сопровождении мамы и брата отправились в свое новое жилище. От стен на дорогу ложились густые тени, похожие на чернильные лужи. Прохожие останавливались поглазеть на женщину во вдовьей накидке и ее детей с порченой кровью в жилах. Люди шушукались, но открытой враждебности не проявляли. Все знали: девочки уходят в монастырь, чтобы очиститься от грехов отца-еретика. Франсиско украдкой посматривал на соседей и ловил в их взглядах то ненависть, то жалость, то одобрение, то презрение. Но все, решительно все, считали себя вправе — более того, обязанными — судить о доле, постигшей семью маррана.
В дверях их встретила монахиня с морщинистым лицом. По какому-то недоразумению ее направили в заморские владения из Кастилии и приставили помогать донье Леонор Техеде в устройстве обители. У старухи имелся особый дар в любых обстоятельствах оставаться незаметной; возможно, своим примером она стремилась показать, как именно должна вести себя Христова невеста. Сестра оглядела прибывших мышиными глазками и пригласила войти. Однако Франсиско велела остаться на улице:
— Мужчинам сюда нельзя.
Одета она была в просторную рясу с рукавами на манжетах, перехваченную черным поясом. Белоснежный наплечник свидетельствовал о маниакальной опрятности. На шее висели светлые деревянные четки. Голова в накрахмаленном чепце мелко тряслась. Но скрюченная, усохшая фигурка старухи излучала необъяснимую властность. Миновав небольшую переднюю, они свернули налево и оказались в галерее внутреннего двора. Две послушницы подошли и спросили, не надо ли чего.
— Света дайте, — сухо распорядилась монашка и жестом велела матери и дочерям сесть на деревянную скамью. Послушницы принесли и поставили перед ней канделябр. — Не мне, им. Я лучше вижу в темноте.
Исабель и Фелипа опустили свои узелки на пол и скрестили руки на груди. Альдонса раскашлялась и начала извиняться.
— Эти девицы, — произнесла монашка, — просто предназначены для церкви. Не люблю пустые похвалы, но на их месте я была бы благодарна.
— Мы благодарны, так благодарны, — закивала мать.
— Брат Бартоломе много рассказывал мне о добродетелях твоих дочерей.
— Он настоящий праведник, — подхватила Альдонса.
— Святой отец также сообщил мне, что взнос монастырю уплачен.
— Благодарение Господу и Пресвятой Деве Марии.