Когда он, долго обходя всюду, нашел таковое, то привел (старца) на двенадцать миль 76 далее от моря, среди уединенных и крутых гор, куда едва была возможность подняться, ползя на руках и коленах. Взойдя туда он созерцал весьма ужасное и отдаленное место, с обеих сторон окруженное деревьями, с проточной водою на вершине холма, с весьма приятным садиком и многими огородами, плодов с которых он ни разу не употребил в пищу; возле находились развалины весьма древнего храма, из которого – как говорил сам и как свидетельствуют его ученики – днем и ночью раздавались голоса столь бесчисленных бесов, что можно было подумать, будто это войско. Этому он особенно радовался, потому что имел поблизости [41] супостатов, и жил там в продолжении пяти лет; Исихий часто его посещал, и в это последнее уже время своей жизни он отдохнул, потому что, по причине суровости и трудности места и множества теней – как думали в народе – или никто или редко кто либо мог или дерзал подняться к нему. В один день, выйдя из садика, он увидал лежащего перед дверьми человека, параличного всем телом, и спросил Исихия, кто он, и каким образом был приведен. Тот отвечал, говоря, что это управляющий селения, к ведению которого принадлежит и садик, в котором они были. Тогда он, прослезившись и протянув руку лежащему, сказал: «Говорю тебе о имени Господа нашего Иисуса Христа, встань и ходи». Удивительная быстрота: еще слова исходили из уст говорящего, а уже укрепившиеся на стояние члены поддерживали человека.
Когда услышали об этом, то необходимость победила у весьма многих и трудность места и непроходимость пути. Все окружные селения не обращали внимания ни на что другое, как на то, чтобы он каким либо образом не ушел, потому что разошлась о нем молва, что он не может оставаться долго на одном и том же месте. Это делал он не побуждаемый каким либо легкомыслием или детским чувством, но избегая почести и беспокойства, так как он всегда искал молчания и жизни в неизвестности. 44. И так, на восьмидесятом году жизни, в отсутствие Исихия, он написал собственноручно, как [42] бы вместо завещания, краткое письмо, в котором оставлял ему все свои богатства – т. е. евангелие, шерстяную тунику, кукуль и хитон – так как прислуживавший ему умер за несколько дней. К больному пришли из Пафоса многие верующие люди, в особенности когда услыхали, что он сказал, что ему уже следует преселиться к Господу и освободиться от оков телесных; (пришла) и некая Константия, святая жена, зятя и дочь которой он избавил от смерти помазанием елея. Он всех их заклинал, чтобы его не оставляли после смерти (непогребенным) даже и часа, но чтобы тотчас покрыли землей в том же садике, одетым, как был, в власяной тунике, кукуле и деревенском плаще. 45. Уже в груди оставалась лишь небольшая теплота и кроме чувства не было ничего, свойственного живому человеку, и однако он, открыв глаза, говорил: «Выходи, чего боишься? выходи, дух мой, чего колеблешься? Почти семьдесят лет ты работал Христу и боишься смерти?». При этих словах он испустил дух. И в городе сделалось известным ранее, что он засыпан землею и погребен, нежели умер 77. 46. Святый муж Исихий, услышав это, отправился на Кипр и выдумав, будто он желает жить в том же садике, чтобы уничтожить подозрение у жителей и (прекратить) тщательную охрану, почти через [43] десять месяцев похитил его тело с большою опасностью для своей жизни. Перенеся в Майому в сопровождении огромной толпы монахов и горожан, похоронил его в древнем монастыре: туника, кукуль и плащ были не повреждены, а все тело цело, как будто оно было еще живо, и издавало такое благоухание, что можно было подумать, что оно умащено благовониями. 47. Не следует, по моему мнению, умолчать в конце книги о благочестии этой Константии, добродетельнейшей женщины. Она, когда дошло до ней известие о том, что тело Илариона находится в Палестине, тотчас умерла, подтвердив даже смертью истинную любовь к рабу Божию. Она имела обыкновение проводить бессонные ночи в его гробнице и беседовать как бы с живым для вспомоществования своим молитвам. И доныне можно заметить большое соревнование между Палестинцами и Киприотами, из коих первые хвалятся, обладая телом Илариона, вторые – его духом. И однако в той и другой местности ежедневно совершается много чудес, но более в садике на Кипре, может быть потому, что он более любил это место.