В нашей обители проживала одна сестра из мирянок[689]. Сия была привержена мне в той же благодати[, что и сестрица моя], испытывая немалое доверие ко мне. Случилось же так, что она заболела и исполнилась скорби. Я никогда на нее не взирала — и сие, несомненно, ведомо Господу моему Иисусу Христу — без искренней радости. У меня была привычка, выходя из-за стола, всякий раз прихватывать для нее то, что, как мне казалось, ей было бы приятно получить. Я шла к ней всегда с таким чувством, словно то был Сам Бог. Давая ей то или другое, я ощущала желание, чтобы Бог даровал ей после сего жития вечную жизнь и не попустил оказаться в чистилище. Она лежала долго в ужасном страдании. В день же, когда отошла, мне, к вящему удовлетворению, было открыто за чтением моих Paternoster, что она водворена в вечную радость и что случилось сие по просьбам моим.
Также умерла другая сестра из нашей обители. Я молилась, чтобы и она водворилась в вечную радость. Но мне было сказано: «Дай Мне исполнить на ней Мою справедливость». Немного спустя она мне явилась в ночи. И я спросила ее: как с ней обошлось милосердие Божье? Она отвечала: «Я не сумела узреть милосердия Божия за Его справедливостью». А затем явилась опять и сказала, что теперь дела ее лучше, впрочем, она еще не избавлена от великого утеснения. Я спросила: «Какова главная причина сего?» Она отвечала: «Та, что я шла против Бога». Сия поблагодарила меня за всё, что я для нее сделала доброго.
Однажды ночью мне явилась сестрица моя, она привела с собой некоего господина — величественного и могущественного; ему была вручена над нами великая власть, и он был мне весьма вожделен и как-то сладостно мил. Сестрица обратилась ко мне: «Хотела бы ты такого предстоятеля[690] для себя?» Я отвечала: «Да, несомненно». И тогда господин у меня проникновенно спросил: «Можешь ли любить меня всегда так, как [ныне] любишь меня?» Тут мне было открыто: сей есть Господь мой Иисус Христос. Он имел в виду ту неуемную любовь, какую я питала к святым деяниям Его любви.
В это время брат мой [по плоти] решил привести своего ребенка ко мне в монастырь. У меня сие вызвало скорбь, ибо я боялась забот из-за этого. Его ребенка я нередко видела по ночам, прежде чем он пришел в нашу обитель. Его лик сиял. Это внушило мне радостную уверенность в том, что он станет блаженным. Когда же он явился ко мне в монастырь, то я телесными очами узрела великий свет над ним, когда он лежал в постели и почивал. А вот что случилось перед Адвентом. Началось мое привычное молчание, и Господь мой Иисус Христос сообщал мне Свою обычную благодать, поэтому священное время я проводила в обильной сладости, особенно святой день Рождества. А в день Младенцев[691] мне явилась и речь с приливами благодати нашего Господа.
В день Трех царей[692] ко мне, при чтении моих Paternoster, пришла великая благодать. В присутствии Божием[693] я утратила всякую власть над собой. Меня нужно было выносить из хора. Меня положили в светелке, где я нередко оказываюсь. Она находится около хора. В ней слышно пенье и чтение. Там-то в сугубой благодати я и пролежала весь день. И имя «Иисус Христос» наполняло собою мне душу и сердце[694]. Во всякое время моего жития, во всех моих мыслях, а равно во всём, что я совершала, меня занимали неотступно и сильно любезные деяния любви возлюбленного Господа моего Иисуса Христа. Я говорила о них со сладостным наслаждением и слушала с неизменной охотой, как о них говорят. И кому страсти Господа моего Иисуса Христа были милее всего, тот и мне становился любезней. Ну, а если мне доводилось услышать о совершенной и возвышенной жизни какого-нибудь человека, а затем я узнавала, что сей человек не следует путем страданий нашего Господа, то не испытывала к нему больше никакого доверия.
689
691
694