Итак, я понуждаюсь [к писанию] волей, повелением и неложными обетованиями Бога, данными мне. Он хочет умножить во мне Свою благодать тут и там во всей благодати, в которой мне Себя подавал[779]. А я всё откладывала, так как не умела о том написать. Потом, когда уже дошла до середины книжки, меня обуяла величайшая радость о детстве нашего Господа вкупе с самой сладостной благодатью. Да и жажда Его святых дел любви была мне тоже дана, причем с особою силой. Я была милостиво понуждаема Его любовью и Его присутствием <...> об этом поведать. Но в благодати меня охватили робость и страх. И тогда из-за того, что я была в робости, мне был ответ от моего Бога и Господа: «Матерь Моя, она была незапятнанной и чистейшею Девой, и у тебя не будет в том недостатка, ибо всю свою чистоту ты восприняла изо всех Моих страстей». В себе самой я сказала, что нет никого, кто был бы более достойным, чем Его нежная Матерь. И мне было отвечено моим возлюбленным Господом: «Творящий волю Отца Моего, тот Мне Мать и Отец»[780].
У меня есть фигурка Младенца-Господа нашего в колыбели[781]. И я бываю столь сильно понуждаема моим Господом — с сильнейшей сладостью, радостью, любовью, а также Его благостной просьбой, когда мне моим Господом говорится: «Если Меня не будешь сосать, то Я у тебя Себя отыму, и ты пылко восхочешь Меня», — что я беру фигурку из колыбели, возлагаю ее с изрядным весельем и с наслаждением на мое обнаженное сердце и чувствую могучую благодать от присутствия Божия, и меня берет удивление, как это наша любезная возлюбленная Госпожа могла выносить постоянное присутствие Бога. Тогда-то мне дается ответ неложными словами ангела Гавриила: «Spiritus Sanctus supervenit in te...»[782][783] Но мое удовольствие и блаженство — в сосании: в том, что я очищаюсь из Его чистого человечества и возжигаюсь из Него Его жаркой любовью, проливаюсь насквозь Его присутствием и Его сладкою благодатью, что тем самым увлекаюсь в истинное наслаждение Его божественной сущности, вместе со всеми любящими душами, жившими в истине.
С тех пор, как начала писать книжку, я испытываю сильное влечение к детству нашего Господа, особенно к тому, о чем написала, и к Его сладчайшему обрезанию, чтобы мне из него упиваться Его святой кровью, она же изобилует силой и воскипает любовью. Я обретаюсь в столь страстном желании, что охотно отдала бы за то свою жизнь. Это желание донимает меня денно и нощно, так что ночью я часто не могу уснуть из-за подлинно божественного желания и томления, каковое испытываю в хоре по присутствию божественной благодати, подающейся мне.
Тогда же у меня появилась привычка, что когда я собираюсь приняться за чтение моих Paternoster, то крепкой любовью с силой вынуждаюсь к тому, чтобы прижать Его к своему сердцу. Мне сообщается столь мощная благодать и сладость, что я не способна взирать ни на что, кроме Него, и пребываю в сладкой истоме до тех пор, пока не достигну того места, где открываются любезные страсти Господа моего. От детства и до священных страданий моего любезного Господа радость и благодать у меня изменяются, и мне дается, чтобы во всяком страдании предать себя Богу, да еще с такой сильной и любящей радостью, чтобы тотчас оставить при Нем [всю] мою жизнь[784].
У меня имеется большое распятие, и я понуждалась великой любовью и присутствием Божьим к тому, чтобы брать сей самый крест, прижимать к моему обнаженному сердцу и вдавливать его изо всех моих сил, какие только имею. От радости и сладостной благодати, которые посещают меня, я никогда не чувствую боли и надавливаю его с такой силой, что у меня на сердце и на теле проступают смертельные пятна. И тогда мой Господь мне часто нашептывает милостиво и любовно: «Береги себя, позволь быть нам вместе и по-другому. Желаю сего от тебя из страстной любви». Но сокровенная жажда и радость бывают во мне настолько велики и сильны, а распятие так крепко прижато, что если бы я даже хотела, то не сумела бы его от себя оторвать до тех пор, пока присутствие Бога одолевает меня столь сильной и сладкою благодатью. В день, когда я принимаю нашего Господа, мне изнутри, с пылкой христианской любовью сообщается Его подлинное присутствие. Сие присутствие я обретаю в моей душе просто и без посредничества благодаря любви, принудившей мою душу [к принятию нашего Господа]. И мне известно, что я имею в себе живительную силу Бога, Его священную кровь и плоть. В этот день я предоставляю Ему действовать в себе, и Он поступает со мной по любви и по Своему милосердию. Я же испытываю удовольствие, когда воочию представляю себе, как во мне перевоплощается таинство.
779
781
784