Как я писала, что сие началось, так это и продолжалось, набирая силу изо дня в день до воскресенья Judica[788][789]. Наш конвент приготовился, все хотели принять нашего Господа. В ночь перед заутреней мне в сердце пришли священные деяния любви нашего Господа, да еще с такой силой, что я подумала, дело дойдет до громких криков. Однако воспоминание улеглось благодаря сладостной Божией благодати. Но затем, когда я читала заутреню, оно возвратилось ко мне из-за чтения и по Божией воле. И едва я прочитала заутреню, пришли громогласные вопли; они продолжались долго, с необычайной силой. После них мне было дано подлинное присутствие Божие в душу и сердце. Его милосердием мне было сказано, что среди людей, кто у Него есть на земле, я одна из Его самых любимых, что по причине подлинной любви к моим страданиям Он не может без меня обойтись и что Он сотворит во мне Своими святыми деяниями любви величайшие дела, какие с кем-либо творил. Мне также было открыто, что в ближайшие[790] четырнадцать дней я должна претерпеть великое страдание. Благостью Божьей было также явлено много другого, из чего я не сумею всего записать. В продолжение всего поста я питала огромную надежду, что Бог приберет меня к Себе. Но мне был ответ, что Он еще многое намерен со мной сотворить и чтобы я дала на то свое согласие, ибо Он, по причине любви ко мне, не хочет без меня обходиться. И тогда сладостной благодатью у меня были столь полно отняты плотские вещи, что я возжелала, чтобы так оставалось всегда. Мой милый Господь сказал: «Если бы ты не была человеком, то была бы ты ангелом». В сей благодати я приняла нашего Господа. Когда стало светать, а затем и целый день я испытывала великую благодать, однако была так больна, что меня пришлось отнести в светелку, которую в эти четырнадцать дней перед Пасхой я обычно не покидала. Начиная с сего дня вплоть до вторника перед Пасхой я не могла говорить, когда же мне читали, то получала особенную благодать. Я не могла изречь ни одного слова и не могла молиться, хотя чувствовала сугубую благодать и стремление пострадать в это время ради Его любви. По ночам перед заутреней мне в сердце вторгались священные страдания нашего Господа. Снова начались громкие крики, они продолжались долго и с такой силой, что все не раз отчаивались из-за меня, а потом, к первому часу, крики возвращались опять. Сие длилось до понедельника перед Пальмовым воскресеньем[791]. А во вторник я захотела себя испытать и прочитала чин страстей, однако крики у меня повторились снова. Все дни до кануна Пасхи я не могла ни молиться, ни помышлять о чем бы то ни было, касающемся священных страстей, и всё это из-за по-настоящему пронзительных болей. Я могла только читать «Paternoster» и «Ave Maria». Впрочем, в День отпущения[792] я приняла Господа нашего и чувствовала весь день изрядную благодать. Потом, после трапезы, явилась обычная речь, о которой я много писала, с великой благодатью и подлинным присутствием Божьим, и она у меня продолжалась целый день даже до ночи. Тут я так разболелась, что подумала, что в пятницу ни за что не смогу помолиться. Наутро же Бог исполнил мое пожелание, ведь Он, несомненно, знает, что в сей день я охотно Его прославляю вместе со всеми христианами. Я читала Псалтирь, мои Paternoster и «Ave Maria». Остальные же мысли я не сумела собрать воедино вплоть до полудня. Я съела хлеба и выпила воды, по обыкновению моего Ордена, причем столько, сколько, как казалось, мне было достаточно. Едва трапеза завершилась, в сердце у меня стали тесниться величайшие скорби и сожаления, и всё это с памятованием о священных страстях[793], так что мне показалось, что по-человечески я, наверное, умерла. А потом ко мне пришла обычная речь с благодатью и с болями, а также слезами, которые продолжались до вечерней молитвы. И я подумала про себя, что речь вкупе со сладостной благодатью даровалась мне ради совершенного выздоровления и мощного восстановления от той хвори, которую я имела весь пост напролет. Ибо благость и милосердие Бога вполне познаются на мне, недостойной, уже по тому, что в этих мучениях я тем не менее смогла перенести время поста благодаря моим человеческим силам. В Великую субботу я сумела прочитать все дневные часы и всё, что я обычно вычитываю как молитву, за исключением моих Paternoster и заутрени, которые я каждый год должна была в эти три дня избегать по просьбам конвента и из-за запрета моего духовника. Когда я явилась к столу, у меня было отъято большое страдание, донимавшее меня постом при трапезе, между людей и во всех делах. Тем не менее я погрузилась в великую скорбь и печаль, поскольку поняла, что мне придется остаться здесь еще на один год. Но и великая радость посетила меня, потому что весь пост напролет у меня было великое страдание по воле Господа моего Иисуса Христа, во славу Его священных страстей. В самый день Пасхи я пошла на заутреню в хор, читала мои Paternoster, а днем приняла Господа нашего. И у меня не было отнято, чтобы я могла говорить и слушать о страстях нашего Господа. Мне также было на Пасху дано благостью Божией, что, когда в хоре воспели «Regina celi»[794][795], то я с изумлением услыхала сладостный голос, звучащий меж голосами сестер, и внимала ему с великой радостью и благодатью.
789
791
792
793
795