После этого, в святой день Рождества, проснулась я в великой, сладостной благодати и встала. Весь этот день, да и во всё время праздников, Бог предстоял предо мной мощными дарами Своей благодати. Особенно в день Нового года явилось мне в сердце возвышенное струящееся имя «Иисус Христос» со сладостной силой и принуждало меня упоминать имя Иисуса Христа в моих Paternoster при каждом прошении. Пришла обычная речь, о которой я много писала, а в день моего господина святого Иоанна и октаву после него[818] я стяжала необычайную благодать и дары милосердия.
Item в purificatio[819] нашей Владычицы[820] сестры решили принять нашего Господа, однако позже, чем в прочее время. Я была этим весьма недовольна, ибо не имела благодати на то, чтобы в столь поздний час принимать нашего Господа. Тогда на помощь мне явился Своей сладостной благодатью наш верный Господь Иисус Христос, что послужило мне к вящей радости и веселью. Весь тот день я получала столь великую благодать, что на протяжении дня и даже до ночи оставалась без пищи. Но едва день миновал, радость моя смешалась со скорбью, ведь ко времени вечерней молитвы мной овладело молчание. Оно связало меня и продолжалось вплоть до заутрени, ибо мой любезный младенец Иисус Христос возвестил мне в тот праздник, что мне надлежит весьма пострадать, и я, да и все, кто окажется подле меня, будем думать, что близка моя смерть. Тогда я спросила, умру я или стану здорова. А Он сказал: «Сие предоставь Моей благостыне». И сие совершилось на мне. Едва оставили «Аллилуйя»[821], меня каждый день, ближе к полудню, стало посещать связанное молчание с сугубой скорбью и продолжаться вплоть до заутрени. В среду по окончании масленицы[822] я начала вновь принимать пищу с великою скорбью, как писала прежде об этом. К тому же всякий день после заутрени я читала мои Paternoster. Начиная с заутрени и до полудня мои силы были словно рассеяны, так что мне нередко казалось, что моя жизнь близится к завершению. Но всё же помощью Божией я смогла исполнять все молитвы и выдерживать пост. После полудня ко мне опять возвращалось скованное молчание с великой скорбью и болью. Оно продолжалось в течение всего постного времени.
Как-то в среду, после Letare[823], я отправилась на заутреню в хор и услышала, как поют антифон к «Benedictus»[824][825]. Страсти Господа моего столь глубоко пронзили мне сердце, что я принялась восклицать — то до шести, а то до семи раз, — и это продолжалось до кануна Пальмового воскресенья[826]. Из-за криков я так охрипла, что у меня совсем пропал голос, и хотя сие мне доставляло страдание, но я воспринимала всё с радостью. (В какой любви Он мне сие сообщил, о том я еще напишу.) Оная хриплость была у меня отнята дня через три. По окончании криков ко мне стала потихоньку возвращаться обычная речь со сладостной силой. В это время я не могла ни молиться, ни читать дневные часы и не умела направлять мое созерцание и мои помыслы на страсти нашего Господа. Однако имя «Иисус Христос» давалось мне с силой, и я его усердно выкрикивала в сладком упоении сердца. Поскольку я не умела предаться ни помыслам о страстях моего Бога, ни созерцаниям оных страстей, то вверглась с именем Иисуса Христа [на устах] в эти самые страсти и повторяла по пяти раз пяти знакам любви: «Иисусе Христе, мой сердечно Любимый, смилуйся надо мною! Иисусе Христе, пречистая истина, научи меня истине! Иисусе Христе, сладостная любовь, наставь меня и в любви! Иисусе Христе, бездонное милосердие, поспеши мне на подмогу!» — и говорила много других слов, похожих на эти. А еще Божией благостыней мне был указан надежнейший путь к вечной жизни: как вовсе без боязни и страха отправиться в смерть, словно в постель. Такую силу я обретала в божественном доверии к милосердию Божию и столь сладостное стремление войти в вечную радость! Уже в понедельник после Пальмового воскресенья я снова могла вычитывать мои часы и молитвы, впрочем, ничего кроме Paternoster и «Ave Maria». Сии я еще могла прочитать в первой половине дня, но после полудня снова лежала в скованном молчании вплоть до заутрени.
818
...в
820
821
822
823
825
826