В субботу же после Letare мне было дано столь живое ощущение священных страстей Господа моего Иисуса Христа, словно я их видела своими очами. Об этом мне доводилось писать также во время прежних постов. Когда я приняла нашего Господа, то громкие крики улеглись вплоть до вечерней молитвы. День отпущения[933] я провела так же, как в прошлом году, а утром в Страстную пятницу могла читать Псалтирь, да и всё, что хотела, исключая заутреню. В прежние годы я делать этого не могла. Теперь в страданиях у меня появилось желание, чтобы коль скоро мне предстоит умереть, то умереть от страдания непременно в нынешний день, мучительного и болезненного. Однако страданий у меня не было столько, сколько в прежние времена. Но благодати и сладости было больше, чем прежде. Во время службы мне были даны две души — которые раньше я не могла поминать, — чтобы о них помолиться, и одна [из них] на пути к вечной жизни. С тех пор я не могла о ней помышлять, не восхваляя Бога ради нее. Накануне Пасхи, как и в прочие годы, грусть у меня улеглась, и даже до ночи. А потом на меня навалилась ужасная скорбь, бывшая столь невыносимой, что я не могла улучить благодати ни изнутри, ни извне. В Пасху пришлось мне оставаться без нашего Господа. Сие продолжалось до пятницы, а потом отошло от меня. Господу же моему Иисусу Христу, несомненно, известно: моя великая отрада и утешение заключается в том, что подателем и испытателем всей моей жизни, неведомых мук, благодатных даров является не кто иной, как Господь мой Иисус Христос. Ему-то ведомо, что Его благодать и чудесные дарования так переполняют меня изнутри, что из-за внешних событий я не могу познать ни скорби, ни радости, хотя то, что против любви, против истины и против покоя, меня ввергает в скверное расположение духа.
Item на Троицу, явившись на заутреню в хор, я была связана снова и восседала в столь великой и сладостной благодати, что даже не могу о том написать. Особенно же мне было дано [знать о] людях, которые мне были близки и являлись на помощь, что Бог их никогда не оставит, ни в этом мире, ни в том. Он мне также пообещал, что при моей кончине будет Он Сам вкупе со Своей Матерью и моим господином святым Иоанном. И ведомо Господу моему Иисусу Христу: мне в это время было так хорошо, что я сама себя спрашивала, как это ученики нашего Господа сумели вынести Духа Святаго[934]. Все те три дня я оставалась неизменно в великой благодати. Потом, в среду, вновь пришла скорбь, о которой я писала выше, но с ужасными болями, и продолжалась несколько дней до кануна солнцеворота[935]. Затем скорбь стала сильнее, и я пребывала в тоске от того, что мне пришлось остаться без нашего Господа, ибо по причине скорби я не могла Его принимать. В скорби я и уснула. А проснувшись, испытала сильнейшую, сладостно-благодатную тягу к телу нашего Господа. Я разбудила всех спавших подле меня, чтобы они мне помогли с Господом нашим. И вот мне было дано священное тело нашего Господа. Я же его приняла с немалою благодатью. Но скорбь ни разу не отпускала меня целый год. А конец ей был положен тем, что пришла речь с великой, сладостной благодатью. Сия продолжалась у меня три дня и три ночи.
Item in die assumpcionis beate virginis Marie[936][937] сидела я опять в связанном молчании во всей той благодати, о которой писала прежде, но с большей речью и со многими ответами. В той же благодати сидела я и in die nativitatis beate Marie virginis[938][939].
Item in octava beati Augustini[940][941] я пожелала принять нашего Господа, ночью же была ласково связана нежной и сладостной перевязью Его благодати и не могла собою владеть. В ней-то и приняла я Господа нашего, ибо, как бы крепко ни бываю повязана благодатью, не ощущаю препятствий к принятию священного тела нашего Господа. Вот так и лежала я до полудня, будучи над собою не властна.
933
941