Deo gratias![957]
Часть вторая
ПИСЬМЕННОСТЬ БЕГИНОК БРАБАНТА И АВСТРИИ
Кристина Штоммельнская
ПОСЛАНИЕ ПЕТРУ ДАКИЙСКОМУ
- VII -
[Штоммельн, по Рождестве 1269 года]
Своему искренне любимому другу и достойному всякого доверия отцу во Христе, брату Петру Дакийскому в Париже, свидетельствует его дочь великое расположение и посвящает молитвы. Дражайший, не могу отблагодарить Вас в достаточной мере за письма, каковые Вы мне посылали во множестве с тех пор, как уехали. Знайте, среди радостей, приходящих извне, мне не ведомо большей отрады, чем слышать о Вас. Потому-то я не умею внимать читающим Ваши послания, чтобы не плакать. Я их все собрала и храню до Вашего возвращения. Есть у меня и Ваше письмо от среды после воскресенья Gaudete[958][959], в котором Вы жалуетесь, что Вас не оповестили о недавно присланных дарах и о моем самочувствии. Вам следует знать, что посланник тогда слишком быстро ушел. Знайте также, что я писала бы Вам гораздо чаще о том, как себя чувствую, будь у меня в распоряжении письмоносец. Братское послание Вашего Ордена[960] теперь у меня. Я сердечно благодарна Вам за него.
Вы справляетесь о выпавших мне на долю напастях, о каковых охотно хотели бы знать. Знайте же, что перед днем Всех святых[961] у меня целых четырнадцать дней было особое искушение. Мне вдруг показалось, что все молитвы мои я творю во имя [некоего] демона. Сие страдание для меня было чрезмерно большим. Всё, что я говорила, говорил также и демон. Вам ведь известно, сколь обыкновенно сильны у меня искушения. При возношении Даров я не сумела узреть тела Господня. Пред моими очами явился демон и произнес: «Погляди! Видишь, что твой Бог — это я?» И едва я хотела преклонить колена мои, он так сильно ударил меня ими об пол, что я не могла сойти даже с места. В среду пред праздником, пока я была в храме, он явился, вышвырнул две сельди из миски, нагадил в последнюю, закинул ее с нечистотами в затворенную келью и всю перепачкал. А еще сказал, что стащил у одной старой бегинки, которая ревнует ко мне, из затвора внутри реклюзория X кёльнских солидов и бросил их к проповедникам[962] в отхожую яму. Эта самая бегинка потом обнаружила, что так оно и случилось. В ту ночь я оставалась с моим отцом и моими друзьями во храме. Ночью демон переломал мне все члены и стянул у меня с ноги башмачок. Сей башмак он затем швырнул, так что всем было видно, в доме отца моего в голову одному из служителей. Он с таким грохотом проломил внутрь дома одно из окон, что мой брат из-за этого едва не лишился рассудка. Когда я однажды молилась, он поранил меня железкой у носа, и из него закапала кровь. В канун [дня] Всех святых он покинул, с великим шумом и гадя повсюду, наш реклюзорий — в присутствии Хиллы из Ингедорфа и [нескольких] затворниц вслух назвал имя свое: «Берлабам»[963], и пропал. А в день Всех святых я осталась вовсе без утешения Божия, да и потом нечасто его удостаивалась.
С этого времени и даже до самого Рождества я постоянно пребывала в сомнении, чего прежде со мной никогда не случалось. Сие искушение состояло вот в чем: в сердце моем беспрерывно восходили мысли о Боге, что Он устроен-де так, как и любой другой муж[964]. (Об этой напасти не должен знать ни один человек, кроме Вас.) Из этих помыслов затем возникали другие. Так, например, мне пришло в голову, что мой небесный Возлюбленный меня не достоин, хотя оное мне было крайне противно и невыносимо томило меня. Демон хотел, чтобы сердце мое прокляло Бога и поругалось над святым Его именем. Многие лица, а меж ними и иные из Ваших собратьев, слышали позже, как демон вещал из моих уст воушию всех против Бога. Тем самым Жених мой, оказавший мне столь много добра, сделался для меня недостойным и тем как бы, кто исполнен неприязни к другому. Противясь сему, я страдала, да так, что кровь у меня изливалась из уст и из носа. То же случилось со мной при причастии. Сколь велика была моя скорбь из-за этого, Вы можете представить себе. Я на это Вам жалуюсь, ибо Вы преданы мне, и без конца сокрушаюсь, вспоминая о том, как некогда было между мной и моим Женихом. Всякое утешение и наслаждение вдруг стало для меня сплошною печалью.
Другое искушение, бывшее у меня, относится к моему господину священнику[965]. Что б сей ни делал — слушал ли мою исповедь, давал ли мне тело Господне, — ничто, что в прочие времена доставляло мне радость, мне было не впрок. Он и сам начал казаться мне недостойным. Сверх всех этих невзгод было у меня еще одно искушение, о котором я не говорила ни господину священнику, ни кому-то еще, да и не могла рассказать. Молите же Господа за меня по причине сего искушения, ибо я надеюсь на Вас.
959
960
961
962
963
964
965