В ходе неконтролируемого со стороны харизматика (например, посмертного) редактирования в текст его записок могли вводиться более или менее обширные фрагменты постороннего происхождения. Так, в части II «Жития» Адельхайд Фрайбургской был обнаружен фрагмент из гомилетического наследия доминиканца Иоанна фон Штернгассен, проповедовавшего в Кёльне в 20-х и начале 30-х годов XIV века. Речь идет о пространном фрагменте из проповеди Иоанна «Пророк глаголет в Псалтири» (см.: Senner 1995/2: 358—359), воспроизведенном в главе 15 «Жития» (см.: AF 550—551) с заменой 1-го лица («я») на 3-е («она») и легкими перефразировками текста. Наконец, циркуляция письменных текстов в рамках традиции осуществлялась путем открытого, оформленного и неоформленного, и достаточно неточного цитирования. Если цитата (как правило, латинская) оказывалась дословной, то она могла сопровождаться свободной немецкоязычной парафразой, как это имеет место в письме 44 Генриха Нёрдлингенского к М. Эбнер, содержащем цитату из главы 5 части I «Книги особой благодати» Мехтхильды Хакеборнской (см.: HN 247; LSG 16) и ее не совсем точный перевод.
4. Псевдоэпиграфика, фальсификация, комплементарное авторство
Итак, индивидуальное творчество глубоко погружено в окружающую его традицию. Не обладая ни сепаратностью, ни герметичностью по отношению к традиции, авторский текст легко проницаем ею: открыт для правки, почти для любых оправдываемых традицией манипуляций с ним, готов помещаться в различные рукописные сборники, нередко бытует в отрыве от имени своего автора или будучи приписанным автору постороннему. В ситуации подавления авторской индивидуальности возможно и допустимо присвоение автором чужого текста, а также приписывание своего текста другому, известному автору, в частности Августину, Григорию Великому, Бернарду Клервоскому, в результате чего создаются псевдоэпиграфические сочинения. К подобным сочинениям относятся мозаичный трактат Псевдо-Генриха Сузо «Книжица любви» и, возможно, трактат «Об отрешенности», атрибуция которого И. Экхарту вызывает известные сомнения.
С явлением псевдоэпиграфики граничит феномен фальсификации, когда посторонние произведения приписываются не Отцу Церкви либо почитаемому в узких кругах покойному авторитету, но тому или иному здравствующему церковному деятелю. Так, в недрах пантеистической секты «Свободного духа» был составлен трактат «Сестра Катрай». Написанный в 1-й четверти XIV века неизвестным автором, он был приписан И. Экхарту и бытовал в традиции под его именем (с этой же атрибуцией издан в XIX веке Фр. Пфайффером).
Коль скоро индивидуальная манера разрушается дальнейшими рукописными переработками, авторы не стремятся к самовыражению, но отвечают только за содержание, да и то не столько в смысле качества текста (в том числе логической состоятельности), сколько в смысле его соответствия церковной ортодоксии. В ходе переписывания, переработки, адаптации нередко развивается комплементарное авторство, когда некоторый устный либо письменный текст (наставление в виде беседы, проповеди) становится отправным пунктом при формировании местной традиции, обретает окончательную форму и присваивается его автору, а не работавшим с ним переписчикам, нередко ученикам и последователям именитого автора. Комплементарное авторство связано, в частности, с именем И. Экхарта. Когда во время Кёльнского процесса 1325—1326 годов доминиканскому магистру предъявлялись отрывки из его проповедей, он был вынужден отказываться от многих из них, не узнавая своих текстов в записях апологетов из народной среды (см.: МЭ 2001: 258, 261, 309)[1057].
5. Фиктивная устность, реорализация, мифологизация
С процессом записывания тесно связан феномен фиктивной устной речи. Устная речь умышленно имитируется — посредством инсценировки обмена репликами, использования экспрессивной лексики, обращений — в скрипториях, в результате чего возникают квазиаутентичные тексты. Примерами фиктивной устной речи являются экхартовские «Речи наставления» и приписываемый Экхарту трактат «Об отрешенности». Фиктивная устность порой реорганизуется при заучивании текстов и их произнесении вслух в подлинную устность. Такая реорализация характерна, скорей, для молитвенной литературы, часословов страстей, в том числе для «Ста созерцаний» Г. Сузо, вычитываемых в немецком и латинском вариантах, «в рамках домашнего или келейного благочестия», а также в контексте «общей конвентуальной молитвы» (Хорьков 2008: 108). Одновременно с упомянутыми процессами разворачивался процесс фольклоризации и мифологизации письменного материала, примером чего могут служить былички об Экхарте и свод приписываемых ему паремий (см.: МЭ 1912: 177—184; Spamer 1912: 143—187). В качестве мифологических текстов все эти паремии имеют установку на достоверность, содержат в себе сведения о потусторонних персонажах и явлениях, организуют повествование в виде наследуемых семантических моделей (скриптов) и предполагают обязательную отнесенность к определенному речевому жанру (см.: Левкиевская 2006: 161—169; Левкиевская 2007: 4).
1057
Согласно К. Ру, в пределах мистической традиции средневековой Германии существовало четыре варианта записи проповедей и, соответственно, четыре разновидности аутентичности этой записи. 1. Проповедь записывается либо диктуется самим автором. 2. Проповедь фиксируется, при прослушивании, чужой рукой и впоследствии проверяется автором. 3. Запись проповеди делается слушателями по памяти. 4. Немецкая проповедь является более или менее свободным переводом с латинского оригинала (см.: Ruh 1981: 12—13). К 3-й разновидности принадлежит подавляющее большинство записей проповедей И. Экхарта, к 1-й — записи проповедей Г. Сузо.