В самом начале, неведомо кем, в ее голову были занесены возвышенные и утонченные мысли, превышающие всякое разумение: об обнаженном Божестве, ничтожестве всех вещей, погружении себя самого в ничто, без-образности всяческих образов и о подобных высоких материях — [мысли], облеченные в красивые словеса и возбуждающие у людей удовольствие.
Примерно такой была повседневная речь не только в обители Тёсс возле Винтертура, но и в обители Отенбах около Цюриха, воссоздаваемая по автографу и первой редакции откровений Элсбет фон Ойе. Обращает на себя внимание следующее грамматическое явление. При том, что, будучи полноценным высказыванием, всякое состоящее из клише предложение предполагает, с формальной точки зрения, переход от старого к новому, от темы к реме, действительной целью такого предложения является отнюдь не этот переход, но лишенная всякой динамики репрезентация смыслов, наличных в традиции, их актуализация по любому удобному поводу: покаяния перед Богом, прошения к Богу, восхваления Бога и прочее. Каждый из смыслов задается речевым клише: предикативной конструкцией и распространенным определением, которое принадлежит данному предложению, ибо грамматически согласуется с его членами, и не принадлежит ему, ибо встраивается с минимальными изменениями во всякое другое предложение. Такие клише можно перетасовывать в рамках предложения, и их перетасовка не только не лишает, но и почти не касается его коммуникативной функции. Клишированную речь женской мистики в Германии можно описать посредством лингвистической модели Б.М. Гаспарова. Устойчивое «ядро», переменная «периферия» и открытые «валентности», ответственные за комбинирование того или иного клише с соседними фрагментами речи (см.: Гаспаров 1996) — всё это в изрядной мере определяет поэтику сестринских книг, откровений и благодатных житий 1-й половины XIV века. Клише связаны с лексикой брачной, страстной и богородичной тематики.
8. Продуктивные модели; реверсивная конструкция (А)
Главное отличие концепции Н.А. Бондарко от построений Б.М. Гаспарова состоит в том, что обнаруженные первым синтаксические структуры являются лексически не связанными. Конечно, каждая из таких структур восходит к некоторому образцу, содержащемуся в авторитетном, например библейском, тексте, но возникает в результате абстрагирования от этого образца. Сам же образец становится продуктивной моделью, способной порождать высказывания в соответствии с собой. Организующие множество текстов разного объема, обыкновенно от предложения до периода, продуктивные модели Н.А. Бондарко представляют собой речевой аналог иконографического канона и его фрагментов. «То, на чем базируется продуктивная модель, — логико-синтаксическая схема — предполагает наличие некоторого свободного пространства для варьирования своих элементов — варьирования, прежде всего, лексического, но также и грамматического» (Бондарко 2014: 317).
Подобных моделей, порождающих относительно однородные тексты, в пределах изучаемой нами традиции имеется несколько, не больше десятка. Остановимся на одной из них, ввиду ее важности для дальнейшего изложения.
В этой популярной, хорошо разработанной модели реализуется реверсивная конструкция, предполагающая наличие, соотнесение двух субъектов, человека и Бога, а также обмен действиями между обоими. Главная разновидность модели, построенная по взаимно-рефлексивной схеме, восходит к Песн. 2: 16: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему». Этот стих Песни царя Соломона вызвал к жизни многие десятки выстроенных в соответствии с ним изречений паремийного толка: «Ты — Мой, а Я — твой» (FS 404); «Вот Я накормил тебя Мной, накорми же Меня ныне духовно тобой» (FS 415); «Твоя душа вожделеет Меня, а Я вожделею ее» (с. 283 наст. изд.); «Хочу Мое сердце излить в ее сердце, а ее сердце в сердце Мое» (с. 204 наст. изд.); «<...> Я не могу обойтись без тебя, и ты не можешь обойтись без Меня. Твоя радость — во мне, а Моя радость — в тебе» (с. 280 наст. изд.)[1058].
Взаимно-рефлексивная схема соседствует в текстах со схемой контрпозиционной. Если первая сосредоточена на взаимодействии Бога и человека, то вторая имеет в виду их статичное позиционирование tête-à-tête, друг относительно друга. Контрпозиционную схему можно рассматривать в качестве родственной взаимнорефлексивной схеме, как перерождение стиха Песн. 2: 16: «<...> ты — супруга Мне, а Я — Возлюбленный твой. Ты — Моя радость, и Я — твоя радость. Ты — утешенье Мое, и Я — утешенье твое. Твоя обитель — во Мне, и Моя обитель — в тебе» (с. 287 наст. изд.); «Господи, будь Ты Мецци Зидвибрин, а я Богом, то я бы все-таки хотела, чтобы Тебе оставаться Богом, а мне Мецци Зидвибрин» (с. 34 наст. изд.).
1058
Эта схема поддерживается также новозаветными стихами: «Пребудьте во Мне, и Я в вас» (Ин. 15: 4); «<...> тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13: 12).