Когда я была совсем молодой, то сделала себе плетку с иголками и стегала себя ею — да так, что иглы нередко столь глубоко вонзались мне в плоть, что я их едва извлекала обратно.
Ношение креста на спине (двух перекрещенных, утыканных шипами и иглами палок) она переживает как распятие: «Как-то раз я мучительно распяла себя на кресте (hat mich <...> gekruzegt)» (Aut. 12, 1—3). Крест подвязывался специальным поясом, тоже снабженным пучками из двух-трех изогнутых гвоздей, глубоко пронзавших бока при дыхании. Когда Элсбет вырывала гвозди из плоти, у нее с боков сыпались черви (см.: Aut. 75, 8—18). Эти последние, кстати говоря, доставляли страдалице много больше хлопот, нежели крест. «Однажды я сидела в великой скорби из-за беспокойства, доставляемого мне крестом; черви несказанно угрызали меня» (Aut. 86, 9—14). Страдания усугублялись долго не стиранной одеждой. Элсбет мутило от ее запаха, ведь, как она замечает сама, «запах был из-за длительного ношения столь отвратительным, что мне казалось, сердце мое опустится в теле» (Aut. 38, 4—7). В рамках аскезы, наложенной на себя, Элсбет до восьми раз поедала мокроту посторонних людей (см.: Aut. 75, 1—4). Не в силах больше терпеть, она протестовала, обращаясь к Богу: «Ну и где же отеческое милосердие?» — и слышала в ответ: «А где подобие Сыну?» (Aut. 104, 3—16).
Вот как выглядел рядовой день из жизни Элсбет фон Ойе (пересказываем повествование, составленное от первого лица):
Мой крест постоянно вдавливается мне в плоть, как печать в воск, но на это я не обращаю почти никакого внимания из-за беспокойства, причиняемого мне одеждой и поясом, которым затягивается крест. Иногда я носила свое одеяние так долго, что оно, вследствие гнилости, не могло на мне больше висеть. При этом черви нападали на меня денно и нощно, словно куча муравьев, иного сравнения нельзя подобрать. Однако изнутри себя я принуждалась к тому, чтобы сидеть от часа IX до вечерни и не сметь поднять рук ради защиты от них. Не желая дать себе отдыха, я возвращала червей, сыпавшихся в бесконечном количестве мне в ладони, обратно на тело. Кроме того, я часто обвязывала запястья толстой веревкой, и они отекали так сильно, что «о том не поведать никакими словами». Испытывая кровавую боль и пронзительный страх, я хотела разорвать свои члены до мяса. И вот, когда я так однажды сидела от часа IX вплоть до вечерни, мне было сказано так <...>.
Конечно, аскеза Элсбет фон Ойе имела имитационный характер. Это очевидно в отношении плетки и креста, но не менее очевидно относительно мокроты и насекомых. Она поедает чужую мокроту, ведь Иисус был оплеван избивавшими его иудеями («Тогда плевали Ему в лице и заушали Его <...>». — Мф. 26: 67), питает собою червей, ибо Христос — это червь, по слову Давида («Аз же есмь червь, а не человек <...>». — Пс. 21: 7). Он укоряет ее: «Ради тебя Я сделался подобным червю! <...> А ты? Ты не желаешь стать Моей пищей?» (ЕО 414). Имитирует Элсбет и страдания мучеников (compassio martyrorum), уподобляя наносимые ею самой себе увечья ранам от стрел, жерновов и меча (см.: Wünsche 2008: 82—84).
В ушах Элсбет неумолчно раздается глас Божий: «Как ты запечатлела твой крест в твоем сердце, так Я запечатлелся в глубочайшем основании твоей души» (Aut. 102, 2—5); «Чем глубже твой крест вдавливается в тебя, тем глубже ты вдавливаешься в Меня» (Aut 103, 11—13).
Эта реверсивная конструкция, представленная в автографе Элсбет во всём многообразии ее схем, нам хорошо знакома по сочинениям прочих харизматиков обоих полов. Ее цель — вписать действия Элсбет в смысловую парадигму мифа, в котором она обитает (= «играет»). Эти действия страдалица всякий раз «показывает» Богу[1084]. Перед нами выразительный образец перформативной практики, сопоставимой с имитационной аскезой Г. Сузо. Однако если ее изображение в главах 13—18 автобиографии «Vita» можно заподозрить в литературности, то ее описание в рукописи Rh 159 вплотную примыкает к действительности. Элсбет, несомненно, жила именно так, как об этом рассказывала. Она, впрочем, остановилась на той практике себя, которую Г. Сузо расценивал как подготовительную ступень к своему служению в мире.
Итак, записки Элсбет фон Ойе имеют разрозненный характер. Но в их беспорядочности угадываются устойчивые структурные звенья, получившие название «событийных единств» (Geschehenseinheit) (см.: Ochsenbein 1986: 436; Hasebrink 2008: 260). Каждое из единств состоит из двух частей: изображения того или иного аскетического подвига самой отенбахской монахиней и его полученного в очередной аудиции истолкования Богом, с заменой 1-го лица на 2-е: «я» на «ты», и их производных.
Нередко я так мучительно распинала себя с помощью креста моего, да еще разными способами, о которых написано здесь, что не умею найти другого сравнения, кроме живучей змеи: сия обвилась у меня вокруг тела и высасывает из меня сокровеннейший мозг. Это я порой показывала Богу, ибо по моей слабости мне это было невыносимо. Тогда было сказано так: «Тебе не нужна для несения креста твоего естественная сила, но только живительная мощь Моего божественного естества. Как Отец Мой во всякое время заключает в Меня Свою божественную природу и сущность, так крест твой заключает в тебя благородство Моего божественного естества. Как крест Моего Сына высосал из Моего отцовского сердца вечную жизнь для человеческого рода, так сосет твой крест из Меня мощь Моего мозга».
1084
«[Я] показала сие Богу» («zeigte es gotte. — Aut 19, 6—7); «Я показала Богу мучительную боль креста моего» («Ich zeigte gotte daz pinlich ser mins kruzes». — Aut. 22, 10—11); см. также: Aut. 46, 12—13; 48, 7—8; 68, 3—4. Ср. обращение Элсбет к Богу: «Покажи мне волю Твою в сем деле» («unt zeige mir din willen in dirre sache». — Aut. 42, 4—5).