В эти же семь лет она как-то раз восхитилась в Царство Небесное и посмотрела оттуда вниз, на Землю. Она увидела и узнала, что вся Земля очень невелика. Насколько невелико место, которое можно накрыть ладонью, в сравнении с целой Землей, настолько невелика и Земля по сравнению с Царством Небесным.
Она также достоверно узнала, что каждая звезда настолько пространна и обширна, как вся земля целиком. Она собралась просить за одного закоренелого грешника, но пришла в замешательство, ибо было бы невозможным, чтобы в отношении него могло исполниться то, о чем она собиралась для него попросить. По причине замешательства она вверглась в уныние, так что уже не могла молиться за этого человека. И тогда ее посетил Бог великим познанием того, каков Он есть — Бог и человек в Царстве Небесном, и обратился к ней с великой любовью: «Я для того явился на землю и затем здесь обретаюсь, дабы принести [с Собой всё], чего вы пожелаете». Отсюда она стяжала великую радость и сладостность и вовсе позабыла о всяком творении.
А потом, в другой раз, будучи на молитве, она несомненно узнала о нашей Владычице, сколь великую радость та испытывала прежде всяких творений по поводу вочеловечения Божия. Как, однако, душа Владычицы нашей объединилась с божественной сущностью, этого, по правде сказать, она не познала. Как наша Владычица вознеслась телом и душою в Царство Небесное, она также ясно постигла. Впрочем, сие у нее было в скором времени отнято, и, вообще говоря, она не могла о том поведать словами, хотя уверенно держалась того, что видела там нашу Владычицу во плоти. Некоторое время спустя, в тот самый час, когда один проповедник толковал о том очень бойко, она это опять ясно познала, а потом уже больше не познавала. Однажды летом она отправилась в сад и в благоговении сердца посмотрела на солнце. В единый же миг она постигла и вкусила так много [от] Бога[209], что если бы сие продлилось хотя бы на мгновение дольше, то она лопнула бы на месте, если бы изо всех сил не втянула обратно чувств своих. Ей стало так скверно, что она говорила: никакая-де благодать не отнимала у нее больше сил, — словно еще обладала телесными силами восприятия[210].
Некоторое время спустя, когда случилась битва при Винтертуре и междоусобица [уже] улеглась, в Цюрихе объявили турнир[211]. Опасались, как бы на нем не было слишком горячо и кроваво. Одна из сестер принялась ее настойчиво упрашивать, чтобы она помолилась со всем усердием Богу. Но она не захотела этого делать и с резкостью отвечала, что во время военных невзгод достаточно намолилась и впредь не желает заботиться об их шумливом озорстве[212]. Сестра не отступала от нее, повсюду следовала за ней по пятам и умоляла ее с великим рвением, а она становилась всё жестче и несговорчивей. А когда ожесточилась до того, что больше не хотела просить за грешников, то, отправившись на молитву, ощутила такую сухость, что не помнила себя, не знала, был ли то Бог и куда ей деваться. Но вдруг она услышала голос, который грозно вещал: «Всё, что Бог когда-либо с тобой совершил и сотворил, — Его, не твое». Тогда уразумела она, что вовсе обнажена от всякой благодати и от всякого блага, какое может даровать Бог. Пребывая в стыде, вполне обнаженной, она захотела в смущении укрыться от себя же самой, но ей не хватило бы и целого мира, куда бы поставить стопу. А голос меж тем не отступал и вещал: «Бог определил тебя и утвердил в этой жизни, у тебя имеется всё и без всяких хлопот, вокруг тебя благое сестричество — у них этого нет. Ты всегда пользуешься добрым научением и наставлением — у них и этого нет. Тебя никто не преследует — у них этого нет. Они истязают друг друга, и один желает встать пред другим — а ты восполняешь свои телесные нужды и не знаешь забот. Тебе всё приготовлено заранее — у них этого нет. Ты имеешь Бога, когда только хочешь, — у них и этого нет. Бог им совершенно и полностью чужд, ибо одно влечет другое к греху». Тогда она восхитилась еще глубже в себя самоё и узрела Бога, каков Он в Царстве Небесном, Бог и человек, и увидела Его до груди. С какой любовью взирала она на Него, того не изрекут никакие уста! Она познала любовь, какую имеет Он к людям: сколь сия непомерна и сколь велика, того никто не сумеет выразить словом! Она также узрела, что все люди стоят пред Господом нашим, но обратились боком к Нему, устремили свои лица долу и разыскивают на земле что-то крохотное (подобно человеку, который ищет иголку) и вовсе не замечают Бога, как бы близко Тот к ним ни стоял. А Бог держит десницу над ними, так благостно и милосердно, и говорит, обращаясь ко мне: «Посмотри, как они дороги Мне, молись же за них!»[213] Но вот не стало более просьб, да и вообще ничего, кроме Бога, что можно было узреть, и видение миновало. Однако у нее в сердце осталось так много радости, что еще долгое время сия служила ей к утешению. Ну а турнир отменили, и ничего не случилось.
209
210
211
212
213