Ах, милый Боже, Ты — отец мой, и мать моя,
и мой брат, и моя сестра.
Ах, Господи, Ты — всё, что желаю я,
и Матерь Твоя — подружка моя[238].
Господь наш был ей очень близок, посещая ее особою благодатью. И она рассказывала сама, что временами видит нашего Господа и святых. А один раз она выглядела особенно радостной, так что, когда ходившая за нею сестра заглянула к ней после заутрени, ее взяло удивление, что же с ней приключилось, и сестра спросила ее об этом. А она ей благостно отвечала: «Чего мне еще желать? Господь наш и наша Владычица были у меня и говорили мне в утешение, что я никогда не разлучусь с Ними».
Также и другая сестра как-то раз лежала с ней в одном больничном покое. И сестра эта слышала, как она громогласно воскликнула и сказала: «Если тут кто-нибудь есть, то пусть скорее встает! Наш Господь, наша Владычица и всё небесное воинство явились сюда!» Их она, должно быть, увидала духовными очами, поскольку телесными уже ничего не видела.
Как-то раз она обучала еще одну сестру из мирянок антифону «Ave stella matutina»[239][240] и повторяла при этом: «Учи его тем охотней, что наша Владычица сама меня ему научила!» И сему мы должны по справедливости верить, ибо к нашей Владычице, любезной Царице, она обращалась с особенно горячей и благоговейной молитвой. После того, как Господь наш пожелал ей воздать Собою Самим за верную и долгую службу и она, приняв святую кончину, отошла из этой юдоли печали, она явилась во сне одной из сестер и произнесла радостным голосом стих: «Quam magna multitudo dulcedinis tue, domine! О Господи, сколь велика и обильна та сладость, каковую Ты уготовал для боящихся Тебя!»[241] И тогда сестра спросила ее: «Разумеешь ли, что сие означает?» Та же ей пылко ответила: «Да, ибо я там, где всё это познала!»
В том же помоги нам всем, Боже! Аминь.
[XXXII]
О блаженной сестре Элизабет Берлин[242]
Меня охватило желание нашего Господа, как бы Ему послужить чрез друзей Его. И Он меня надоумил. Мне взошло на ум написать о подвигах благих и блаженных сестер, как и об особых откровениях благодати, которую даровал наш Господь и о которой, как я могла слышать, то и дело везде говорили. Когда я однажды сидела и писала о наших блаженных сестрицах, как можно было услышать из этой книги, случилось так, что ко мне заглянула добродетельная сестра Элизабет Бехлин. Мне захотелось разузнать и о ней что-нибудь, и я осторожными словами подвела ее к тому, чтобы она стала рассказывать[243].
Когда ей исполнилось не более VIII лет, с нею было во сне, что она как бы узрела пред собою возлюбленную нашу Владычицу и бросилась к ней. Пречистая Дева приняла ее под свой покров, да так нежно, как мать свое от всего сердца любимое чадо, сказав ей: «Гляди, я тебя никогда не выпушу из-под покрова сего». Ее детское сердце так укрепилось дарами благодати, что она, если позже на нее нападала необузданная резвость, как с детьми этого возраста по природе случается, сразу начинала в себе помышлять: «Ах, хочешь ли бежать из-под покрова нашей Владычицы?» А позже, когда ей исполнилось X лет, ей показалось, что отец собирается отдать ее в мир. Тогда она дерзко вошла к нему и сказала: «Батюшка, знай, если отдашь меня в мир, я тебя обвиню на Страшном Суде!»
Затем, когда ей было уже XI лет, она пришла в сию обитель и принялась служить Богу с радостью и по доброй воле, так что, прожив к тому времени, когда всё это рассказывала, в нашей обители LXIII года, никогда не испытывала стольких невзгод и печалей, чтобы ей когда-либо в сердце пришла покаянная мысль, что ей лучше бы жить где-нибудь в другом месте. Когда она мне поведала это, я стала просить ее очень настойчиво и вовсе не желала освободить ее от того, чтобы она мне рассказала дальнейшее. Тогда она у меня в простоте сердца спросила: «Не могла бы ты мне открыть, для чего сие нужно?» Я отвечала: «Да, во многих местах божественная любовь начинает тускнеть в сердцах у людей. И если какой-нибудь человек спустя долгое время услышит об этом, то он, может статься, подумает: “А как живешь ты? Ведь ты тоже хочешь попасть в Небесное Царство. Отчего не стремишься к тому, чтобы Бог и тебе даровал Свою благодать?”»[244]
И она сказала: «Тогда поведаю об этом Богу во славу, если только ты станешь молчать, пока я жива... Так вот, как-то раз я сильно хворала, и было мне сказано: “Поскольку у тебя было больше телесных радостей, чем у сестры Маргрет Финкин, тебе надлежит перенести сию муку”. Тем самым мне было дано уразуметь, что я должна с ней уравняться в награде. Тогда же я [вдруг] так обезумела, что меня пришлось держать с великим трудом и притом под охраной. Прошло достаточно времени, покуда не возвратился мой разум. Я толком не понимала, когда делаю правильно или неправильно, и сие было для меня сущим мученьем. От этого Бог избавил меня и даровал такую отраду, что долгое время меня ничто не могло опечалить. Потом я опять пребывала целых XIIII дней в упомянутом прежде страдании. В это время конвент принимал нашего Господа, и когда, приобщившись Ему, я вернулась в стул свой, то вспомнила о словах, которые меня наставлял говорить добрый священник из Бихлензее[245], если у меня нет благодати. Слово же было таким: “Господи, напоминаю Тебе, что Твои руки и сердце Твое отворены для меня и что Ты не можешь мне отказать в Твоей благодати”. Едва я это сказала, некий глас во мне отчетливо произнес: “Что хочешь, чтобы Я сделал тебе?” И я отвечала, да позволит Он сказать мне: “О Господи, желаю, чтобы Ты никогда не отделялся от меня”. А Он сказал: “Так тому и быть. Не захочу от тебя никогда отделиться”. И вот тогда сердце и плоть у меня так укрепились Его благодатью, что с тех самых пор меня ни разу не касалась печаль. А в то время мне никто не мог обещать, что я останусь в живых. Но вот я уже на LXXIII году и имею сие Его благодатью, ибо с тех пор у меня не было нехватки в отраде. Ну а если со мною время от времени что-то случалось, едва я обращалась к Нему, сие проходило».
240
241
242
О каком лице идет речь, в точности не известно; «Бэхли» (Bächli) до сих пор остается одной из распространенных фамилий в Швейцарии.
243
244
245