Но…подобно отупевшему животному, я выслушала его пояснения, звучавщие как очередная дрессировка для взбешенного пса, как то ему удалось меня убедить в том, что это исключительно моя вина, и в том что появилась девушка, и в том что мои руки нашли эти письма ,а глаза их прочли. Разговор закончился так, как будто мне нужно было извиниться.
Горечь накапливалась а жизни во мне становилось всё меньше, я теряла румянец, бодрость, радость, предвкушение чего то хорошего и светлого. Вместо себя я ощущала злобный дергающийся комок плоти, который выполняет автоматические действия включая послушание и терпение.
Однако, послушание не делает садиста более сдержанным. Скорее наоборот, оно укрепляет его во вседозволенности и заставляет желать больше крови, тогда он выдумывает более изощренные, изысканные пытки, с огромным наслаждением выбирает слова которые разрывают каждый орган. Мне было так плохо, что я ощущала боль во всем теле физически. Сегодня это могла быть шея и спина, завтра невыносимая мигрень, а послезавтра острые боли, подобно схваткам в боку. Конечно, такой моральный климат не мог не отразиться на физическом здоровье и однажды я не смогла встать, так сильно болел мой живот, казалось невидимая рука выворачивает все внутренности.
Кое как, я доползла до мамы. Она с искренним беспокойством приняла меня, уложила на кровать, и вызвала скорую. Идти я не могла, по симптомам сложно было сказать что случилось. Приехавший фельдшер диагностировал аппендицит, что было логично из за дурного питания и огромного ежедневного стресса. Мы приняли решение ехать в больницу, и как раз когда меня собирали в машину скорой помощи, случилось настоящее маленькое чудо, и позвонил отец. Видимо он зашел в гости к бабушке Эмме и решил связаться со мной оттуда, из дома где он жил с новой женой – это было запрещено. У него еще не было информации что я уже живу не с матерью и он не имел понятия что это за условия и где.
Мама спешно объяснила ему что мне плохо, и следует срочно ехать на госпитализацию.
Не раздумывая, отец отменил всю вечернюю работу которая у него была, и примчался к нашему подьезду со скоростью света. Фельдшер с мамой как раз вывели меня на улицу, жалкую, бледную и полусогнутую. Мне очень не хотелось чтобы папа видел меня в таком отвратительном состоянии, но волею судьбы наша встреча состоялась именно так. С огромной тревогой он вцепился мне в плечи и пытался спрашивать когда и как мне стало плохо, что я ела, почему ничего никому не говорила. Я беспомощно кивала, пытаясь улыбаться чтобы приободрить его.
Всю дорогу он ехал за фельдшером который привёз нас в приёмник госпиталя. Всё то время что меня таскали по всевозможным анализам он тоже находился там. И от одной этой мысли что оба родителя, стоят и ждут результата, волнуются и переживают – мне стало лучше и придало сил. Вот сейчас, они там вдвоём, рука об руку, забыли о всех своих ссорах и объединились. Они не обсуждают меж собой кто и сколько причинил зла, кто виноват, кто изменял или кто на кого не обращал внимания, они обсуждают как посодействовать тому чтобы я поскорее выздоровела, обмениваются тревогами. Наверно в эту минуту мама рассказывает что я ушла из дома, и всё это случилось потому, что я осталась без её присмотра, а папа – винит себя в том, что совсем ничего об этом не знал.
Глубокой ночью меня прооперировали и отец принял самое активное участие в общении с хирургом. Он дал ему приличную взятку и попросил чтобы шрам который конечно неизбежен, по возможности был аккуратен и незаметен. До того самого момента когда меня определили в палату, родители держались вместе в зале ожидания больницы. Потом им разрешили быстро посмотреть на меня. По очереди они зашли в палату где уже все спали, шёпотом спросили как я себя чувствую, поцеловали и ушли.
« Всё таки у меня есть мама и папа» - подумала я и впервые за долгое время, несмотря на жгучую боль и невозможность шевелиться уснула блаженным, почти младенческим, крепким сном.
Наутро ко мне пришёл Алексей, вооруженный какой то кашкой на воде и улыбочкой. Он попросил меня поесть и слегка отругал за то что молча терпела симптомы.
Меня держали в палате около недели, после чего сняли швы и отправили домой. С больницы забирал папа, он отвёз меня к маме, мы даже пили чай втроём и безмятежно болтали. Вне всяких сомнений, это один из лучших дней в моей жизни.
Следующим вечером, Алексей забрал меня домой и некоторое время уродливое подобие семейной жизни протекало ровно также как и раньше.