Я взревела от горечи, злости и обиды.
Да какая разница сколько раз это было? Один или десять? Пил ты с ней или нет? Какая разница? Ты дрянь. Всё к чему ты прикасаешься разрушается, горит, ломается, портится. Это всё понимаешь, я не буду больше с тобой жить, делать вид что все в порядке, что я тебе верю. Нельзя жить с человеком которого не считаешь за человека. А ты для меня нелюдь. И притворятся будто это не так, я собираюсь. Уезжай пожалуйста к родителям. – на этих словах я выдохнула и села на заляпанную краской табуретку.Собака жалобно скулила за дверями.
Тем же вечером он привёл меня обратно к матери и пытался говорить с ней с позиций жертвы, мол конечно это была ошибка, но он нисколько не виноват, ведь мимолетный импульс не имеет значения, и я как умная женщина должна это понимать, особенно учитывая тот факт что и сама далеко не подарок. Мама слушала его в оцепенении, до какой же степени может доходить невозмутимая наглость и подлость.
Ты ещё и уговариваешь? – с тихим укором спросила она – Знаешь что, имей достоинство, ну хоть какое нибудь мужское, хоть каплю. И уезжай. Мы тут уже столько про тебя знаем, и столько ты натворил, что даже смотреть друг другу в глаза не хочется, не то что жить вместе. Да и Карина не хочет этого, хватит с неё.
В ту ночь я рыдала до самого рассвета, и к утру у меня перегорело молоко. Это была плата за прозрение. Малыш разрывался истерическим воплем требуя грудь, я прикладывала его к пустой, но там уже ничего не было, и он разочарованно дергая ручками, требовал своё. К счастью у нас неподалеку от дома, десткие смеси привозили в ближайшую аптеку.
С одной стороны ничего удивительного в этом событии не было, с другой, меня это потрясло, зло не имеет границ, не имеет близких, не имеет чести, и сокрушая других на своём пути, если есть хоть какой то шанс, их предварительно помучить, измотать и обесточить – непременно этим воспользуется.
Перед отъездом Алексей умудрился занять у моей мамы тысячу долларов и само собой не вернул. А она, готова была отдать ему всё что угодно лишь бы он поскорее уехал.
Никто из нашей семьи даже не провожал его на вокзал.
Присутствовало чёткое понимание, это навсегда, и даже если каким то образом он будет общаться с ребёнком, лично для меня этот мужчина умер.
Гештальт захлопнулся, хоть и слишком громко.
Я обрела свободу, самоуважение, цельность, спокойное материнство, воспряла духом. Ещё через месяц мои щеки порозовели, я начала бегать на стадионе, и вернула прежнюю стройную форму. Появилось желание жить, учиться, и даже любить себя. Вкус к жизни, медленно но постепенно возвращался. Этот год изрядно меня потрепал.
Герт ничего не знал о рождении ребёнка. Я ловко улаживала рабочие вопросы касаемо его инвестиций, и до родов и даже сразу после, но предполагая что в любой момент он может заявиться сюда, надо было как то объяснить наличие малыша. Тогда, я придумала не очень убедительную байку о том что у меня родился брат, и надо же, моя мама в таком почтенном возрасте решилась на этот шаг
Это восхитительно – пищал в трубку Герт чуть ли не хлопая в ладоши
Очень неожиданно и замечательно – подтверждала я
Но ведь твои родители в разводе – спросил он– От кого ребенок? Насколько я знаю у мамы нет бойфренда
Ну понимаешь..... – сочиняла я на ходу – ты же знаешь папа часто ходит к нам на кофе. Они общаются, ну видимо вспомнили молодость. Чего только не бывает. Ну а когда стало известно о беременности, они решили оставить ребёнка. А когда ещё если не сейчас
Какие молодцы! – соглашался Герт – хотя очень необычная история.