Я спросил его, каким образом он, не зная, где находится дом, думает найти его. Тут лаконичность и обрывистость его объяснений сменилась самой отчаянной многоречивостью. Он лил такое детальное описание дома, которое удовлетворило бы, пожалуй, даже аукциониста. Я забыл почти все подробности, за исключением двух: фонарный столб около дома выкрашен в зеленую краску, а на углу возвышается в виде столба красный почтовый ящик.
– Красный почтовый ящик! – воскликнул я в изумлении. – Но тогда этот дом, должно быть, находится в Англии!
– Да, да, я забыл! – сказал он, утвердительно кивнув головой. – Да, да, именно так называется тот остров, который мне нужно найти.
– Nom du nom! [*] – сердито воскликнул я. – Вы же, милейший, только что приехали из Англии!
– Говорят, что то была Англия! – таинственно сообщил мне кретин. – Мне так и сказали в Кенте. Но жители Кента такие лгуны, что нельзя верить ни одному их слову!
– Monsieur, – сказал я. – Вы должны простить меня. Я человек пожилой, и остроты молодых людей выше моего понимания. Я довольствуюсь здравым смыслом или, вернее, основываю свои рассуждения на том обобщенном понятии примененного к жизни здравого смысла, которое мы именуем наукой.
– Наукой! – воскликнул незнакомец. – Единственное научное открытие, и великое, радостное, – это то, что земля кругла.
Со всевозможной деликатностью возразил я ему, что мой разум отказывается постичь смысл его слов.
– Я хочу сказать, – пояснил он, – что кругосветное путешествие – наикратчайшая дорога к тому месту, где мы теперь находимся.
– Не будет ли несколько проще остаться на том же месте? – спросил я.
– Нет, нет и нет! – с жаром воскликнул он. – Это очень длинный и очень скучный путь. На краю света, в последнем сиянии зари я найду ту женщину, которую назвал своей женой, и тот дом, который действительно мой. И еще зеленее будет фонарный столб у этого дома, и еще краснее почтовый ящик. Бывает ли с вами, – спросил он с неожиданной страстью, – бывает ли с вами, что вы стремглав убегаете из своего дома только для того, чтобы снова попасть туда?
– Нет, не думаю, – ответил я. – Рассудок велит человеку согласовать свои желания с теми средствами, которые дает ему жизнь. Я остаюсь здесь и счастлив, что могу вести человеческий образ жизни. Все мои интересы сосредоточены здесь, все мои друзья живут здесь и...
– И все же, – вскричал он, выпрямившись во весь свой гигантский рост, – вы совершили французскую революцию.
– Прошу прощенья, – сказал я, – мне еще не так много лет. Верно, какой-нибудь родственник.
– Я хочу сказать, что люди, подобные вам, совершили ее, – воскликнул этот странный субъект. – Да, именно такие неподвижные, благоприличные, благоразумные люди совершили французскую революцию! О да, я знаю, многие относятся к ней отрицательно и говорят, что вы снова вернулись на то самое место, где стояли раньше, до нее. Но, черт побери, мы только этого и хотим: попасть туда, откуда мы пришли! Революция всегда идет кружным путем. Всякая революция, как и всякое раскаяние, – это возвращение.
Он был в таком возбужденном состоянии духа, что, как только он снова уселся, я перевел разговор на другую тему; но он стукнул огромным кулачищем по ветхому столику и продолжал: