– Я пришел к тебе, – сказал я, уже с нетерпением ждал увидеть её и обнять.
– Сейчас выйду, только скажу родителям, что надо купить еще одну банку горошка. Подожди хорошо?
– Конечно, – сказал я, кипя от радости. Но внезапно в голове всплыл тот похрюкивающий звук, перебирающий мои нервы как струны.
– Да забудь ты эту чушь! – кричал внутренний голос. – Тебе просто померещилось, помнишь вчерашний фильм? Ну, вспоминай, вчера смотрел его с друзьями…, вспомнил? Это точно из-за этого, так что лишний раз не загружай свой мозг всякой ненужной хренью. Забудь ты уже про это и наслаждайся жизнью!
Я вернулся к себе и попытался не думать об этом. Подошел к двери и начал ждать, даже немного отбивая так ногой, сам того не заметив. Через несколько секунд доносились заглушенные, пронзительные голоса из-за двери, а потом все ближе и ближе слышалось всхлипывание. Дверь открылась. Алёна стояла и плакала, заикаясь от своего же плача. Её голубые глаза стали чересчур влажными и красными. Я, честно говоря, не ожидал такого. Она, вытирая слёзы и хмыкая носом, подошла ко мне, и я крепко сжал её в объятиях. Алёна продолжала плакать и заикаться, я чувствовал, как она была сильно взволнована. Я видел через её плечо свет в зале и оттуда доносился голос отца.
– Я так понимаю если уже ты так говоришь, значит советов и жизненному опыту старших слушать не хочешь! Раз уж ты не маленькая, то решай сама. Мы устали тебе все время объяснять. Хочешь с ним провести этот семейный праздник? Пожалуйста! Мы с твоей мамой будем встречать новый год вдвоём, ничего страшного, нам будет хорошо! Выбор за тобой, доченька…
– Алён, пожалуйста, перестань, – прошептал я, обнимая её за спину. – Мне больно, когда ты плачешь. Пожалуйста, не делай этого… – Она начала успокаиваться, постепенно переставая заикаться и суетливо хмыкать носом.
Минуту спустя она полностью успокоилась и взглянула на меня, затем снова приступила вытирать свои влажные глаза. Я тихо закрыл дверь, слегка провёл рукой по её волосам и сказал:
– Не делай так больше, нам от этого становится только хуже.
– Я попытаюсь, – сказала она ослабевшим голосом. – Я попробую, но ты ведь видел, что я больше не в силах это терпеть. Мне надоело, что они со мной разговаривают как с маленькой и умиляются, будто я ребёнок в коляске. Тем более у меня есть ты, и они прекрасно об этом знают. Я им рассказала месяца два назад про наши с тобой отношения. Мне надоело это, понимаешь, надоело!
Я прижал её к сердцу и шёпотом произнёс:
– Все будет хорошо. Ты просто верь в это. Скоро новый год, а ты грустишь, перестань, слышишь?
Она прижалась ко мне плотнее, обхватив меня руками. Через несколько секунд она снова взглянула на меня, и по её глазам я понял, что она хотела увидеть подарок.
– Вот, держи, это тебе, – я вытащил из огромного непрозрачного пакета большого белого мишку вместе с жёлтыми розами и протянул ей.
На её лице мгновенно появились целые гаммы радостных эмоций, я знал, что это должно было ей понравиться.
– Спасибо большое, любимый, – сказала она и поцеловала меня.
– Нам надо идти, – тихо произнёс я, и мы неторопливо вышли из подъезда во двор.
Она присела на скамейку и что-то смотрела в сотовом телефоне. Я набрал номер Марка, утюжа хрусткий снег около двери, и ждал, пока он ответит на мой звонок. Я долго слушал, как длительные гудки ожидания проникали сквозь барабанную перепонку внутрь сознания и после трех еще надоедливых звуков они прекратились.
– Чем занят, дружище? – начал я, подглядывая на площадку, где возле детской перекладины и толстого дерева что-то промелькнуло. Туманное, прозрачное облако скрылось меж кустов.
– Да тут порядок в гараже навожу, – проговорил он. – Представляешь, что было сегодня?
Я поинтересовался.
– Поцапался с одним ублюдком из-за Максима.
– А что он натворил? – спросил я, продолжая глядеть в сторону площадки, затем помотал головой для надёжности.
– Натворил? – иронически усмехнулся он и потом продолжил. – Он чокнутый придурок. Мне рассказал брат про один случай в школе, когда этот педик пришел в их класс и начал вести себя неподобающе. Говорит, мол, что я так хочу быть с тобой, но мне нужно, чтобы ты ответил мне взаимностью. Ну как после этого не набить ему рыло? Как?..
Мной овладел приступ смеха, я прижал ладонь ко рту, чтобы громко не рассмеяться. Алена заметила, как я изо всех сил пытался сдерживаться и у меня вроде бы получилось. И, во всяком случае, приступ смеха прошел.
– Не говори, я бы точно так же поступил, нет, ну реально врезал бы ему!
– Меня удивило, как он дерется, – сказал он. Я знал, что он пытался рассказать эту историю как шутку, поэтому чувствовал, как он едва сдерживается от смеха. – Он так нежно наносил удары, как будто боялся поломать себе ногти и, кроме того, боялся, что я мог испортить его голубую причёску. Думаю, я хорошо постарался! – Он рассмеялся.
Его смех был настолько громким, что даже услышала Алёна, которая вскоре подошла ко мне.
– Понятно, – сказал я, поглядывая на нее. – Хотел спросить, Максима ты одного оставишь?
– Не знаю, пока не спрашивал. А вы дома уже что ли?
– Почти, – произнёс я, ощущая пронизывающий ветер, пробегающий по моему лицу. – Передай привет ему от нас. Кстати, как он?
– Всё так же. Знаешь, в последнее время мне кажется, что его здоровье ухудшается...
Мы оба знали, что это было вполне возможно, но я подумал: «Почему Бог так несправедлив? Люди, рождающиеся с добрым сердцем, получается должны вечно страдать на этой земле, а подлые – умиротворённо наслаждаться жизнью?».
Глава пятая . Неприкаянность.
Максим отличался от всех, и я точно могу сказать, что он, несмотря на проблемы со здоровьем всегда был жизнерадостным парнем. Начиная с самого детства, он часто жаловался на легкие, у него был ненормальный кашель, который напоминал отзвуки эха в большой широкой трубе. Врачи поставили ему диагноз бронхиальная астма. Сейчас он в десятом классе и, к сожалению, его характер, грубо говоря, абсолютно сломался. С ним мало кто общался, да он и сам понимал, что не стоит навязываться одноклассникам. У него был один-единственный друг, который понимал его и отнюдь не напоминал ему о проблемах. Но потом ему пришлось уйти из этой школы, ибо у него умер отец, он, расстроенный и потерянный в себе, больше не общался с Максимом и кажется, навсегда пропал. По его мнению, он лишился абсолютно всех надежд на существование справедливости в этой жизни.