— Как ты это сделала?
— Я стала учительницей. Я преподаю географию. Я рассказываю о том, как красива земля и что только человек может уберечь ее и сделать счастливой. Мне так хочется, чтобы все люди на земле были счастливы.
— Да, на свете много несчастных. Я вижу с моего холма.
Она рванулась к нему, еще не видя его.
— Алешка, почему ты не пришел ко мне?
— Разве я не шел? Как я хотел к тебе... — Он помолчал.— Ну, подойди, не бойся.
Она вдруг увидела его, как тогда в раме дверей. Свет зари играл на его автомате. Ей стало грустно, когда она увидела автомат: с тех пор он не расставался с ним и теперь уже никогда не расстанется.
— Алешка, у меня ведь есть муж.
После минуты тишины она услышала:
— Люби его. Люби!
Она бросилась ему на грудь, оттолкнув автомат, и услышала, как гулко бьется его громадное сердце. От его толчков, казалось, дрожал весь холм, весь город у его подножья.
— Я знал, что ты придешь, — сказал он, обнимая ее.
— Алешка...
— Мне ничего не оставалось, как ждать тебя... С тех пор как я упал уже не в этой стране, убитый немецкой пулей, меня перевезли через границу, и я поднялся только здесь и сам, по своей воле не могу уйти отсюда. Теперь люди приходят ко мне, и я им говорю то, что считаю нужным им сказать от мертвых и от живых.
— А что ты им говоришь?
— Разное... Смотря кто приходит. Кто тут только не бывает!.. Да, два года назад был человек из Страны носорогов. Когда он поднялся сюда, я весь задрожал от негодования. Я знал: он струсил в борьбе и принес большой вред своему народу. Мне хотелось тут же наказать его. Но мне это не поручено. Я просто стоял перед ним во весь свой рост и молчал. Он долго глядел на меня и слушал, что ему про меня рассказывали. Он поспешно спустился вниз. Я видел, как он убегал. Нынче он снова поднимался ко мне. Он стал лучше, и я уже не дрожал от негодования.
— Может, ты стал добрее...
— Как ты могла это подумать? К дряни я никогда не буду добр, пока буду стоять здесь, на виду у всех.
— Трудная у тебя работа.
Он вздохнул:
— Что поделаешь...
— Поедем к нам, домой, Алешка.
— Ну как ты можешь об этом?
— Извини. Тогда мы к тебе будем приезжать. Хочешь?
Она старалась крепче обхватить Алешку руками, но кто-то сильно тянул ее, чтобы оторвать от него,
— Нет, нет, не отдам...
Я очнулась. Какие-то люди склонились надо мной. Я услышала голос:
— Да она дрожит вся. Долго пролежала на камнях. Или больна?
— Алешка, не уходи...
Но он уже стоял каменно-молчаливый, возвышаясь над городом, что светился у его ног.
Энвер Мамедханлы. ОН ВЕРНУЛСЯ В ПЕСНЯХ
Белые мраморные ступени лестницы, точно пенящаяся горная река, сбегали с четвертого этажа вниз. А вверх, не переводя дыхания, мчалась по этой лестнице Диляра. Добежав до своей квартиры на четвертом этаже, она нетерпеливо постучалась. Когда ей открыли, она схватила мать за руку. Увидя в глазах дочери обычный для нее беспокойный вопрос, мать сказала с грустью:
— Нет, дочка, но ты потерпи, непременно будет.
Диляра опустила голову. Значит, и сегодня нет письма от Аждара.
Два месяца прошло с тех пор, как Диляра перестала получать письма с фронта. Она была очень встревожена и лишилась сна. Как ни утешала и ни уговаривала ее мать, она не успокаивалась. По ночам она доставала все письма, полученные от Аждара за два года разлуки, и перечитывала их.
Со страниц этих писем дышала на Диляру огнем и жаром война.
Аждар за год до войны окончил институт и поехал учителем в родное село. Диляра осталась в Баку и продолжала учиться.
В то лето, когда началась война, Диляра, по приглашению Аждара, поехала к нему в гости, познакомилась тем с матерью своего жениха, побывала в школе, где мальчики и девочки последнего класса сдавали выпускные экзамены. Здесь и застала Диляру весть о начале войны.
Аждар в первый же день вызвался идти добровольцем и подал заявление в военкомат. Через десять дней был получен положительный ответ, и он вместе с Дилярой выехал в Баку.
Диляра вспоминала последний вечер, проведенный с Аждаром.
Было жарко и душно. Они сидели на балконе и смотрели на погруженный в темноту город. Аждар курил и спокойным голосом говорил о своих мечтах и планах на будущее. У Диляры тревожно билось сердце. Охваченная первым волнением, вызванным войной, она в будущем видела лишь грозную опасность, нависшую над родиной.
Наконец настала минута расставания.
— Ты не беспокойся, дорогая, — говорил Аждар, прижимая Диляру к груди. — Не бойся будущего. Победа не может повернуться к нам спиной. Много испытаний мы прошли, с успехом выйдем и из этого тяжелого испытания...
Сколько долгих месяцев прошло с того вечера! Но, наряду с тревожными ночами, она пережила немало светлых и радостных дней. За это время она трижды поздравила лейтенанта Аждара с полученными им боевыми орденами и от радости точно порхала по земле. Что может украсить грудь мужчины лучше, чем боевые ордена...
А теперь... Два месяца, как прекратились письма Аждара. Вот почему Диляра, выйдя из института, стремглав бежала домой, одним духом взбегала на четвертый этаж и с мольбой заглядывала в глаза матери.
Не дождавшись ответа, она уже читала в этих глазах, что письма опять нет.
Так случилось и сегодня. От тяжести переполнявших ее тревожных мыслей голова Диляры опустилась на грудь. Мать приблизилась к ней и стала гладить ее по волосам:
— Терпи, дочка, терпи...
Диляра рассеянно подошла к окну и взглянула на город, постепенно погружавшийся в вечернюю мглу, прислушалась к вою зимнего ветра. Глубоко вздохнув, она отошла от окна и устало присела к пианино. Подняла крышку. Пальцы ее поползли по клавишам. Но только что начали складываться первые такты мелодии, как Диляра встала. Как бы боясь высказать угнетавшую ее мысль, она сказала тихо:
— Мама, я лучше поеду завтра в деревню Аждара. Может быть, мать его получает письма. Я больше не в силах терпеть.
Мать прислушалась к завыванию ветра за окном и хотела возразить. Но она вспомнила вдруг свою молодость, горечь разлуки, порывы любви и не стала отговаривать дочь.
Рано утром Диляра сошла с поезда на, одной из отдаленных станций. У нее не хватило терпения дожидаться колхозного грузовика, который отправлялся в село только вечером, и она вышла на шоссе, в надежде встретить какую-нибудь попутную машину. Вскоре она остановила проезжавший по дороге грузовик и вскочила в него. Недалеко от села, куда ехала Диляра, машина сворачивала в сторону, и ей пришлось сойти и продолжать путь пешком.
Вот показалась впереди деревня, раскинувшаяся на склоне горы. Из труб вился дым и подымался вверх. Сердце Диляры стало биться сильнее. Это была родная деревня Аждара, и Диляра любила ее так же сильно, как и свой город, в котором она родилась и выросла.
Она дошла до речки, замерзшей у берегов. В то памятное лето она сидела здесь с Аждаром, опустив ноги в воду. Вот за речкой тянутся невысокие холмы, покрытые лесом и кустарником. Покрытые снегом, они кажутся сейчас поседевшими.
Вот оголенные деревья около моста. Диляра вспомнила, как приятно эти деревья шелестели тогда своими листьями, будто рассказывая прохожим волшебную сказку.
И Диляра ко всему обращала теперь свой взгляд, как бы спрашивая только об одном:
«Не знаете ли вы что-нибудь об Аждаре?»
Диляра дошла до села. Первое, на что она обратила внимание, была школа, стены которой сверкали ослепительной белизной при свете зимнего солнца. Проходя мимо школы, она невольно остановилась. Ей показалось, что, взглянув на окно, она увидит Аждара, пишущего мелом на доске алгебраическое уравнение.
В школе была перемена, и дети, усевшись на перила террасы, грелись на солнце и что-то пели. Диляра стала прислушиваться. Это была какая-то незнакомая ей песня. Диляра слушала, и волнение ее возрастало. Песня приковала ее к себе. Это была новая, сложенная народом песня о герое Отечественной войны.