Спасибо. Благодарю вас!
Дорогие зрители, прекрасные, как всегда, — потому-то для вас и работаем. А я ведь на бис никогда не пою. Знаете почему? Потому что это обман. Все знают, сколько артисты споют, просто они уходят раньше времени, а потом появляются, чтобы вы сказали: «Какой он милый, симпатичный, мы его просили — он остался».
Я никогда не недовыполняю план, я всегда перевыполняю. Или — норму. Я все закончил, все рассказал вам. Тема моей лекции неисчерпаема, о ней можно разговаривать очень много, и много раз, и по-разному. Поэтому я еще, наверное, к вам приеду.
Спасибо вам большое!
ДОЛГОПРУДНЫЙ (21 февраля 1980 г.)
Добрый вечер!
На братских могилах не ставят крестов...
Я начал сразу с песни, чтобы у вас исчезли последние сомнения в том, что перед вами тот, кого вы ждали. А то объявят — и не приедет. Теперь несколько слов о том, как мы сегодня построим нашу встречу, потому что я свои выступления не называю концертами. Как вы понимаете, это совсем не похоже на эстрадный концерт. И хорошо было бы еще зажечь свет в зрительном зале, чтобы я видел глаза. Можно попросить свет зажечь?
Спасибо. Почему я всегда прошу зажечь свет? Потому, что я занимаюсь авторской песней, а не эстрадной. Эстрадная песня — это когда большой оркестр, когда меняются певцы, когда меняются номера, свет мигает, выступают акробаты… И вообще не поймешь: что это, вечер песни или просто эстрадный концерт? Авторская песня — тут уж без обмана. Тут будет стоять перед вами человек весь вечер, один, с гитарой, и рассказывать вам. В общем, ведь это не песни — это стихи, которые положены на ритмическую основу, исполняются под гитару или другой какой-нибудь бесхитростный инструмент. И расчет в авторской песне только на одно — на то, что вас беспокоят так же, как и меня, какие-то проблемы, судьбы человеческие, что нас с вами беспокоят одни и те же мысли и точно так же вам рвут душу или скребут по нервам какие-то несправедливости, горе людское. И так же, вероятно, вам будет интересно посмеяться, как и мне, над теми историями смешными, которые я вам сегодня покажу.
Короче говоря, все рассчитано на доверие. Потому что когда я начинал писать свои песни — это было уже давно, — я никогда не рассчитывал на то, что у меня будет такая колоссальная аудитория в будущем, что будут залы, дворцы, даже стадионы, и не только Здесь, но и в других странах. Я рассчитывал только на очень маленькую группу, маленькую компанию своих близких друзей. Вы многих из них знаете… Ну, некоторых. Мы жили полтора или два года у нашего друга на Большом Каретном, была там такая компания, из которой уже некоторые не живут, — вот Вася Шукшин рано очень ушел, был такой Лева Кочарян, человек, который снял всего один фильм. Он поднялся от ассистента по реквизиту до режиссера без всякой учебы во ВГИКе и т. д. А из ныне живущих, здравствующих и работающих — это Тарковский Андрей, писатель Артур Макаров… Вот в этой компании мы прожили вместе нашу всю молодость, и, в общем, я писал для них.
Я приезжал откуда-то из другого города — и была уже традиция, что я обязательно им привезу новую песню. Они так и ждали. Ну вот, мы собирались вместе, я пел, и я был абсолютно уверен, что их интересует то, что я делаю, что они это слушают, ну если не с удовольствием, то с интересом. У меня было ощущение раскованности, и вообще была атмосфера дружественности, атмосфера доверия, свободы и непринужденности. ·
Ну другое дело, что мы сидели за столом. К сожалению, здесь не поставишь большой стол, но я бы очень хотел, чтобы все-таки эта атмосфера встречи — как будто вы пришли в гости ко мне за песнями, а я к вам приехал в гости их спеть — у нас установилась. Вот что нужно для авторской песни: ваши глаза, уши и мое желание вам что-то рассказать, а ваше желание— услышать. Тогда все будет нормально.
Теперь Меня часто спрашивают, почему я так много пишу военных песен и пою их. Это, конечно, не по той причине, что я прошел войну… Хотя меня часто спрашивают, не воевал ли я, не плавал ли, не сидел ли, не летал ли, не шоферил ли и т. д. Нет, не поэтому. Я просто пишу от первого лица, часто говорю «я», и, вероятно, это вводит в заблуждение людей, они считают, что если я пою «я» от имени шофера, то я был шофером, если какая-нибудь песня про тюрьму, то, значит, я обязательно там был. Все это не совсем так. Во всех этих вещах есть большая доля авторского домысла, фантазии — а иначе не было бы никакой ценности: видел своими глазами, взял да зарифмовал.
Конечно, я очень многое из того, о чем вам пою, придумал. Хотя вот некоторые говорят, что они это знают, эти ситуации знают, бывали в них и даже людей, про которых я пою, они очень хорошо знают. Ну что же, это приятно.
А пишу я о войне так много не потому, что это — песни-ретроспекции. Вы знаете, ведь нечего вспоминать, потому что я этого не прошел. Мы все воспитаны на военном материале, у меня военная семья, есть погибшие в семье — как, впрочем, каждого человека у нас обязательно война коснулась. Это была великая беда, которая покрыла страну на четыре года, и это будет помниться всегда. И пока еще есть люди, которые занимаются писанием и могут сочинять, конечно, они будут писать о войне. Но я пишу о войне не ретроспекции, а ассоциации. Если вы в них вслушаетесь, то увидите, что их можно сегодня петь, что люди — из тех времен, ситуации — из тех времен, а в общем, идея, проблема — наша, нынешняя. А я обращаюсь в те времена просто потому, что интересно брать людей, которые находятся в самой крайней ситуации, в момент риска, которые в следующую секунду могут заглянуть в лицо смерти, людей, у которых что-то сломалось, надорвалось, короче говоря, людей на самом краю пропасти, на краю обрыва. Шаг влево… Или шаг вправо… Как по какому-то узкому канату. У меня даже последняя пластинка, которая вышла, называется «Натянутый канат». И я таких людей в таких ситуациях нахожу чаще в тех временах. Вот поэтому я много пишу о войне. Пусть это вас не обманывает. Я считаю, что это нужно петь теперь, сегодня, да и продолжать в будущем.
Еще одна песня, называется «Тот, который не стрелял»,
Я вам мозги не пудрю, уже не тот завод…
Спасибо. Ну еще одна песня. Действие происходит теперь, а разговор идет о тех временах.
Я сегодня буду вам показывать и прежние вещи, так что даже для любителей они будут казаться новыми, потому что я их давно не пел. Когда я их написал, тогда еще не было такого обилия магнитофонов, такой современной аппаратуры, и поэтому они забыты. Я буду их вытаскивать с нижних полок, отряхивать с них пыль, заменять какие-то слова, куплеты, петь на другую мелодию — и даже для любителей они будут казаться новыми. И так мне тоже будет интересно, я их буду вспоминать. И конечно, я вам буду показывать новые вещи, которых вы еще не знаете.
Следующая песня, прежняя песня моя, называется она «Случай в ресторане».
В ресторане по стенкам висят тут и там…
Спасибо. Ну вот, сейчас пришла пора нам с вами улыбнуться. Я не буду вас сегодня потчевать только серьезными вещами. Песня называется «Песенка о переселении душ». Такая маленькая преамбула: дело в том, что все религии дают нам надежду на какое-то будущее, на хорошее или плохое, в аду или в раю, а вот индуизм — это более изощренная философия. Они считают, что душа наша переселяется после смерти в животных, предметы, растения, насекомых, камни… В общем, кто куда сможет, тот туда и переселяется — это зависит от того, как ты себя вел в этой жизни…
Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Исуса…
Спасибо. Вы знаете, вот иногда напишешь песню и вдруг видишь: ну что же, я песню написал, а сам веду себя несоответственно. Вот я, например, после того, как написал эту песню, стал приглядываться совсем по-другому к собакам, к псам, думаю: «А вдруг это какой-то бродячий музыкант раньше был?» Или там кошек каких-нибудь увидишь, думаешь: «Это какие-то дамы определенные были раньше…» Ну вот тоже, значит, с ними ведешь себя по-другому.
Короче говоря, все эти песни воспитывают любовь к животным, я так надеюсь.